– Частный детектив? Ну еще бы!
Он продолжал считать, что я его дурачу. «Час от часу не легче»,– должно быть, подумал он.
– Нестор Бюрма,– уточнил я.– Я фигурирую в вашем списке на сегодня как мнимый больной, а в телефонном справочнике – в разделе «расследование – слежка». Можете проверить, это не составит труда. У меня к вам профессиональный вопрос. Я имею в виду свою профессию. Я, разумеется, могу подождать до трех, но, если бы вы смогли принять меня раньше, было бы неплохо. Наш разговор будет недолгим.
– Вот как…– Тон его изменился.– Я начинаю прием в два. Может быть, до приема?
– Буду у вас без десяти. Благодарю вас, доктор.
Я положил трубку. Наконец-то я смогу ступить на твердую почву. Во всяком случае, я на это надеялся.
– Ехать со мной тебе не обязательно,– заявил я Белите немного спустя.– Оставайся здесь. Тут тепло, можешь читать, курить, слушать музыку.
Она покорно отпустила меня, и я ушел. У первого попавшегося газетчика я купил последний выпуск «Крепюскюль». Интересно, есть там наконец что-нибудь о моем покойнике? Вот черт!
«Мост Тольбиак был роковым для инспектора Норбера Баллена до самой его смерти»,– гласил набранный жирным шрифтом заголовок.
Я стал читать:
Сегодня, около половины четвертого утра велопатруль 13-го округа, совершавший объезд, обнаружил на мосту Тольбиак неподалеку от улиц Юлисс-Трела и Швальре труп заколотого ножом и дочиста ограбленного человека. Установить личность жертвы ночных грабителей, против которых уже пора бы принять самые срочные меры, труда не составило. Им оказался г-н Норбер Баллен, пятидесятипятилетний инспектор полиции в отставке. Можно сказать, что г-н Баллен – жертва моста Тольбиак, если не всю жизнь, то в течение двух ее периодов. В 1936 году инспектору Баллену было поручено раскрыть тайну исчезновения служащего Холодильной компании, расположенной на набережной Г ар. У этого служащего, г-на Даниэля, была с собою крупная сумма денег, принадлежавшая компании, и до сих пор неизвестно, сбежал он с ней или же стал жертвой гангстеров. Он исчез в один из декабрьских вечеров 1936 года на мосту Тольбиак. Несмотря на все усилия, инспектору Баллену так и не удалось добыть ни одного доказательства в пользу той или иной версии. Осведомители, которые имелись у него в преступной среде, ничем не смогли ему помочь. С досады, а может, это был хитрый маневр, он «заложил» кое-кого из них, рассчитывая, вероятно, что за ними потянется какая-нибудь ниточка, но этого не произошло. Инспектор уперся. Для него это дело оставалось незакрытым. Когда замешанные в очередном преступлении гангстеры появились на набережной Орфевр, он их допрашивал, пытаясь поймать врасплох вопросами относительно того, что в ту пору, быть может, и зря, называлось «загадкой моста Тольбиак», однако все было тщетно. Эти неустанные попытки докопаться до истины расстроили как физическое, так и душевное здоровье инспектора. Он попал в немецкий концентрационный лагерь, где его состояние еще ухудшилось, и после возвращения из Бухенвальда ему позволили уйти в отставку. Некоторые из его друзей и коллег утверждают, что он продолжал попытки раскрыть «загадку моста Тольбиак»; его частенько можно было встретить в окрестностях улицы Швальре или на набережной. Эта вполне безобидная мания и явилась причиной его смерти. Подобно тому как его бывших «клиентов» тянет на место «своего преступления», его все время влекло туда, где началось «его дело», где завязалась «его загадка» и где он в конце концов погиб от ножа неизвестных грабителей.
На бульваре Араго, как раз посередине между мрачными стенами Санте с одной стороны и больницы Брока – с другой, стоит кокетливый домик, несколько нелепый с точки зрения архитектуры, в котором жил и работал доктор Эмиль Кудера. У входа я чуть было не столкнулся с какой-то теткой, одетой в стиле «буржуаз» образца 1900 года, которая только что вылезла из лимузина и, очевидно, принадлежала к числу постоянных клиентов моего эскулапа. Горничная в белом фартучке проводила нас в приемную, а минуту спустя явилась за мной и повела к своему шефу, в кабинет на втором этаже – просторное помещение, облицованное деревянными панелями, с окнами, выходящими в сад, который ноябрьское солнце старалось изо всех сил развеселить. Однако время года этому никак не способствовало. Врач оказался стройным, элегантным мужчиной средних лет и отменного здоровья, был несколько плешив и носил очки с невидимой невооруженным глазом оправой. Глядя на него, я почувствовал себя подслеповатым.