– Ну и как, вы доверяете мне?
– Не знаю.
– Да, не больно-то много вы знаете,– повторил я.
Она пожала плечами и тоже повторила:
– Я знаю, что он умер.
– Да. Во всяком случае, вы так утверждаете.
Она широко раскрыла глаза.
– Вы что, не верите мне?
– Послушайте, крошка… Кстати, у вас есть имя?
Слабая улыбка тронула ее красные губы.
– Вы и впрямь легавый,– заметила она.
– Не знаю. Гляди-ка, я уже повторяю вас. Нам нужно все-таки прийти к согласию. Мне что, нельзя спросить ваше имя? Но ведь Абель Бенуа сказал вам мое.
– Белита,– произнесла она.– Белита Моралес.
– Так вот, моя крошка Белита, я верю только в то, что увидел собственными глазами. Что, если этот самый Абель Бенуа никакой вам не друг, не приемный отец и уж не знаю кто там еще, а просто кому-то нужно, чтобы мы не встретились, несмотря на то что он позвал меня, а может, как раз потому, что позвал. Как вам такая схема? Я еду, вы объявляете мне, что он сыграл в ящик, и я поворачиваю назад. Но вот беда, я не из тех, кто поворачивает назад. Я упрямый и, если уж во что-то вцепился, не отпущу.
– Знаю.
– Ах, так хоть что-то вы все-таки знаете?
– Да. Он именно так и говорил о вас. Ладно, сходите гуда,– бросила она, потеряв надежду убедить меня.– Идите и увидите сами, пудрила ли я вам мозги, или он… вправду умер. Только моей ноги там больше никогда не будет. Я подожду вас на улице.
– Не пойдет. Мне кажется, мы еще не все сказали друг другу, и я был бы очень огорчен, если бы потерял вас. Вы составите мне компанию.
– Нет.
– А если я потащу вас силой?
Конечно, выполнить это было бы нелегко, но почему бы не попробовать припугнуть ее?
В глазах у нее вспыхнули мрачные огоньки.
– Не советую.
Платформа понемногу заполнилась людьми, ждущими поезда. Мы мало-помалу стали привлекать внимание. Надо полагать, видя, как мы тихо препираемся, некоторые думали: «Вот еще один доверчивый дурак попался на крючок». Возможно, они не так уж и ошибались.
– Ладно,– сказал я.– Я пойду один. Но в любом случае я вас найду.
– Вам не придется натирать мозоли,– с издевкой заметила она.– Я подожду вас.
– И где?
– Около больницы.
– Ну-ну,– усмехнулся я.
– Я подожду вас,– повторила она.
Она вся прямо ощетинилась, словно оскорбленная тем, что кто-то посмел не поверить ее словам.
Я резко развернулся и пошел вниз по лестнице, которая, проделав множество поворотов, привела меня к вокзалу. Когда я был уже по другую сторону ограды, на бульваре Опиталь, я бросил взгляд сквозь прутья.
Белита Моралес, если только это ее настоящее имя, медленно следовала за мной, засунув руки в карманы плаща, который она так и не застегнула, и с каким-то вызовом подставляя свою хорошенькую упрямую мордашку колючим стрелам дождя.
С каждым моим шагом расстояние между нами увеличивалось.
Последняя виденная мною медсестра звалась Джейн Рассел[4]. Это было в фильме, название которого я забыл, а рассказывалось в нем про людей в белом, желтокожих детишек в малярии и девиц в техниколоре, которых сценарист заставил пройти огонь, воду и медные трубы. Джейн Рассел излечивала всех подряд, кроме зрителей, которых она, напротив, ввергала в сильнейшую горячку. Но та, к которой я обратился в коридоре Сальпетриер возле десятой палаты, ничем не напоминала свою кинематографическую коллегу, чью сексапильность халатик только усиливал. Эта же была корявая, без зада и буферов, точьв-точь каких и встречаешь в унылой действительности,– одним словом, подлинное лекарство от любви. И при этом одета была, как все представительницы этой почтенной профессии, то есть выглядела, хотя все на ней сверкало чистотой, так, что в голову почему-то приходила мысль о неаккуратно скатанном тюке грязного больничного белья.
– Простите,– остановил я ее. Я хотел бы повидать одного вашего больного. Его зовут…
Она с неудовольствием воззрилась на потухшую трубку, которую я держал во рту, и отрезала:
– Здесь запрещено курить.
– Она не горит.
– Ах вот как? Очень хорошо. Так что вы сказали?
– Я хотел бы повидать больного Абеля Бенуа.
Она стянула свои тонкие, бесцветные губы в куриную гузку.
– Абеля Бенуа?
– Пятнадцатая или четвертая койка, точно не знаю.
– Пятнадцатая или четвертая? Абель Бенуа? Сейчас…– Вид у нее был такой, словно она сомневается, так ли уж это будет сейчас.– Подождите минуточку.
Она кивнула мне на металлический стул, крашенный бурой краской, и, скрывшись в застекленной клетушке, затворила за собой дверь. Я сел и стал ждать, задумчиво посасывая трубку. Из соседней палаты доносился невнятный шум: это посетители, сидящие у постелей, беседовали с больными. Мимо, сгорбившись, едва волоча ноги, проплелась сухонькая старушка; она вытирала глаза скомканным носовым платком. Сквозь матовые стекла я не видел, что происходит в каморке, проглотившей медсестру, точно таблетку аспирина. Время от времени на молочном стекле появлялся расплывчатый силуэт кого-то из обитателей этой клетушки. Я терпеливо ждал. Прошла уже целая вечность, но наконец дверь все-таки открылась, и появилась медсестра. Надо сказать, в самую пору. Тошнотный больничный запах, смесь эфира, йодоформа, лекарств и человеческих испарений, уже начал щипать мне ноздри.