– Потрясающее открытие! Слушайте, Нестор Бюрма, не надо издеваться надо мной. Разумеется, у него два профиля. А как же иначе? Правый и левый, как у всех людей.
– Да нет, не как у всех. А все из-за этого его клюва. Лицо у него меняется в зависимости от того, с какой стороны смотришь. Это большое удобство, когда нужно ускользнуть от легавых, которые тебя преследуют.
– Ну-ну. Ладно, отставим шутки в сторону. Вы знали кого-нибудь, у кого была такая особенность?
– Да вот думаю… Что-то маячит в голове… Но в любом случае имя Абель Бенуа мне ни о чем не говорит. Однако, если я не ослышался, у него были и другие фамилии, не так ли? Может быть, по одной на каждый профиль? Если вы мне их скажете, это мне, безусловно, поможет.
– Ленантэ,– бросил инспектор.
– Ленантэ? Он что, из Нанта?[8]
– Он родился в Нанте. Однако Ленантэ – вовсе не кличка, как можно было бы подумать, а подлинная его фамилия. Альбер Ленантэ. Забавно, но так оно и есть.
Я буквально подскочил.
– Господи! Ленантэ? Альбер Ленантэ? Ну конечно же, я знал его!
– Кто бы мог подумать!
– Слушайте, инспектор, давайте выясним, чего вы от меня хотите? Когда я говорил вам, что не знаю его, вы держались другого мнения, а теперь, когда я признал в нем старого знакомого…
А впрочем, чего это я разошелся? Что толку спорить? У меня не было ни малейшего желания ввязываться с ним в дискуссию. Этот покойник, который лежал перед нами, теперь стал не просто покойником, как все прочие. Меня внезапно охватило сильное волнение, и я не сумел его побороть.
Давний знакомый. Да, давний, это именно то слово,– продолжил я чуть тише, как бы разговаривая сам с собой.– Лет двадцать пять, а то и тридцать прошло с тех пор, как я потерял его из виду. Ничего удивительного, что я сразу не признал его. За это время он изрядно изменился. Утратил гриву и отпустил усы, прекрасные седые усы…
– И только клюв у него остался прежний,– заметил инспектор.– Видно, он был доволен своим носом. Любой хирург-косметолог запросто, двумя ударами своей разливательной ложки выправил бы его.
– Думаю, он не считал себя ни Мартиной Кароль, ни Жюльет Греко[9]. Он был оригинал.
– М-да… Расскажите-ка мне о нем. Он умер, и теперь это ему не сможет повредить.
– Ну, что я вам могу рассказать. Славный парень, хороший товарищ. Он был сапожник, и, хотя работал он нерегулярно, из-за профессии его прозвали Сапог. И еще, тоже из-за профессии, звали Лиабёф[10], хотя он в жизни не прикончил ни одной живой души ни из ваших коллег, ни из простых граждан.
– Да, действительно, у него были эти клички, и они фигурируют в его досье. Итак, никакой ошибки быть не может?
Прежде чем ответить, я снова вгляделся в строгое, застывшее от прикосновения Курносой лицо. Это продолжалось долго. Я мысленно убрал усы, мысленно же добавил непокорные русые волосы, анархистскую гриву. И они, и нос – все сходилось.
– Никакой,– сказал я.
– Благодарю.
Я пожал плечами.
– Неужто мои показания так важны? Вам недостаточно было для опознания отпечатков пальцев? Прошу прощения, но тут как бюрократ вы несколько хватили лишку. А там…– я указал пальцем на закрытую простыней грудь,– там что, нет татуировки? Она сразу же навела бы меня на след, но это, надо понимать, было бы слишком просто. Так, что ли?
– Да не злитесь вы,– бросил инспектор.
А вы не ломайте комедию. Вы что, хотели меня испытать?
– Это было бы не так уж плохо.
– Послушайте, от вашего таинственного вида мне блевать хочется. Да, я считаю, что вы зря транжирите деньги налогоплательщиков…
Фабр, словно не слыша моего заявления, сказал: Вернемся к татуировке. Вы помните, как она выглядела?
– К татуировкам. Во множественном числе. На руке – монета, а на груди надпись: «Ни Бога, ни Хозяина».
– Точно,– подтвердил инспектор и произнес улыбнувшись: – Монета…
Он взял за краешек простыню, прикрывавшую покойника до подбородка, и откинул ее до пояса, открыв на груди блекло-синюю подрывную надпись. «Б» в слове «Бога» стало почти неразличимо. Ножевая рана убрала эту букву куда лучше, чем это сделал бы даже профессиональный косметолог-детатуировщик. Второй глубокий шрам подчеркнул слово «Хозяина». На бицепсе правой руки красовалась монета с изображением Сеятельницы.
Ни Бога, ни Хозяина,– хмыкнул инспектор.– Не слишком оригинально для анарха.
– Да вообще это было глупо,– заметил я.– Помню, я хоть и был моложе его – а в ту пору я был совсем еще сопляк,– но сказал ему, что он зря это сделал.
– Вам не нравится этот лозунг? А я-то думал…
– Мне не нравились и по сю пору не нравятся татуировки. Не зря ведь они на жаргоне называются наколками. Только кретин может сделать татуировку. По ней легко наколоть человека.