Глаза Джессамин засверкали; ее голос звучал так тихо, как будто бы он доносился издалека.
— Вы хотите сказать, что Фулберт убил Фанни и теперь в бегах на тот случай, если полиция узнает об этом?
— Кто-то же убил ее, — не унималась Селена. — Может, он сумасшедший?
Тут в голову Эмили пришла другая мысль.
— Возможно, это был не Фулберт, зато он знал, кто это сделал, и боялся этого человека? — сказала она, после того как обдумала, какой эффект может вызвать это заявление.
Джессамин сидела абсолютно неподвижно.
— Я не думаю, что это так, — она говорила очень медленно и очень тихо, почти шепотом. — Фулберт никогда не умел держать секреты. И он не отличается смелостью. Мне не кажется, что это правильный ответ.
— Это смешно, — Селена резко повернулась к Эмили. — Если бы он знал, кто это был, он бы обязательно рассказал! Причем сделал бы это с радостью! И почему, в конце концов, он должен хранить тайну убийцы? Все-таки Фанни была его сестрой!
— Может быть, у него не было возможности рассказать об этом кому-нибудь? — Эмили раздражало то, что с ней говорят, как с дурочкой. — Может, его убили до того, как он смог убежать?
Джессамин глубоко вдохнула и выдохнула только после долгого молчаливого вздоха.
— Я думаю, что ты, должно быть, права, Эмили. Мне очень не хочется говорить так… — На секунду она потеряла голос и вынуждена была откашляться. — Но все говорит за то, что Фулберт убил Фанни и был вынужден бежать. Или же… — она задрожала и, казалось, съежилась, — …или кто-то, кто ужасным образом убил Фанни, узнал, что бедный Фулберт знает слишком много, и убил его до того, как тот смог заговорить.
— Если все именно так, то это значит, что у нас в квартале живет очень опасный убийца, — тихо сказала Эмили. — И я чрезвычайно рада, что не знаю, кто он такой. Мне кажется, все мы теперь должны быть чрезвычайно осторожны, когда говорим с кем-то, и думать над тем, что и кому говорить.
Селена тихо хмыкнула, но ее лицо горело, и на нем были видны несколько капель пота. Ее глаза сияли.
День показался еще темнее, жара — еще удушливее. Эмили поднялась, чтобы идти домой; визит больше не доставлял ей удовольствия.
На следующий день уже стало невозможно скрывать это происшествие от полиции. Питта информировали об исчезновении Фулберта, и он вынужден был снова вернуться на Парагон-уок, чувствуя себя усталым и несчастным. То, что произошло нечто непредвиденное, Томас воспринимал как свое личное поражение; при этом он не мог предложить никакого объяснения случившемуся. У него не было ни одной хорошей версии, с помощью которой можно было опровергнуть другую, саму очевидную — и самую безобразную. Конечно, Питт уже видел в своей жизни так много преступлений, что его трудно было чем-то удивить, даже кровосмесительным насилием. В притонах и перенаселенных трущобах Лондона кровосмешение было обыденным явлением. Женщины рожали слишком много детей и умирали молодыми, зачастую оставляя отцов со старшими дочерями, которые были вынуждены заботиться о своих младших братьях и сестрах. Одиночество и зависимость друг от друга легко приводили к греховным отношениям между отцами и дочерями.
Но Томас не ожидал обнаружить такое на Парагон-уок.
Также оставалась вероятность того, что это был не побег и не самоубийство, а еще одно убийство. Может быть, Фулберт знал слишком много и был недостаточно умен, чтобы молчать об этом? Может быть, он даже пытался шантажировать убийцу — и поплатился за это своей жизнью…
Шарлотта что-то говорила Томасу о высказываниях Фулберта, об их изощренности, жесткости и двусмысленности. Возможно, что он случайно узнал какой-то секрет, более опасный, чем он думал, и был за это убит. А может, его исчезновение вообще не имело отношения к Фанни? Уже не в первый раз одно преступление закладывало основу для другого, при этом мотивы этих преступлений были совершенно не связаны друг с другом. Ничто не способствует подражанию так, как очевидный успех.
Единственным местом, где Томас мог начать расследование, был дом Афтона Нэша, человека, который первым сообщил об исчезновении Фулберта и который жил в том же доме. Питт уже послал людей проверить клубы и различные дома, в которых мужчина мог бы позволить себе выпить лишку или где он мог бы оставаться незамеченным некоторое время.
В доме Нэшей его приняли с холодной вежливостью и провели в комнату для утренних занятий, где через несколько минут появился Афтон. Он выглядел усталым, морщины вокруг рта свидетельствовали о раздражении. Летняя простуда заставляла его все время промокать нос. На Питта он смотрел с явным неодобрением.