— Вы снова рискнёте прийти к людям?
— Я должен выполнить поручение. Поверь мне, они не стали искуснее в распознавании лжи. К тому же, я уже знаю его главную слабость и буду действовать незамедлительно.
Мужчина повернулся обратно к серебряной поверхности зеркала, и седина начала медленно исчезать из его волос.
…
Тумун бежал, не разбирая дороги. Так быстро, как никогда не бегал и вряд ли ещё побежит в своей жизни.
«Агена. Агена. Агена». — В голове набатом била мысль, что Агена в смертельной опасности, и он не мог позволить себе сбавить темп.
Неугомонный дождь, начавшийся так внезапно, заливал глаза, непослушные кудри липли ко лбу и щекам. Над головой гремело так, будто небо готово было расколоться надвое, а сверкающие молнии нещадно били по вековым деревьям, пугая дриад.
Расстилавшийся по земле едкий дым обжигал всё изнутри, заставляя лёгкие болезненно сжиматься. Дым был тёмно-серым, как глина на Озёрном дне, и очень густым.
— Агена! — превозмогая желание откашлять внутренности, позвал он, но в ответ слышал лишь вой ветра, разносящего запах гари по округе, стенания леса и непрекращающийся грохот неба, — Агена, отзовись!
— Агена! — Тумун дёрнулся и распахнул глаза: он был в доме ведьмы, как и вчерашним вечером, — О, хвала духам, это был кошмарный сон, — он расслабился, растирая ладонями лицо, и едва не свалился с кровати, заметив копошение рядом с собой.
Агена повернулась во сне на другой бок, закинув ногу и обе руки на Тумуна. Он осторожно заправил рыжие локоны ей за ухо, убирая их от лица и шеи.
— Бесстыдная девчонка, — тихо усмехнулся колдун, — да ещё и в моей рубахе, — он накрыл её тонким покрывалом и аккуратно сел, высвободившись из плена её рук и волос.
Сердце всё ещё колотилось в грудной клетке, словно птичка в неволе. Это был всего лишь очередной кошмар, Агене ничего не угрожало. Больше ничего. Она недовольно сопела, во сне обнимая краешек одеяла. За занавеской мелькнула чёрная тень и вальяжно спрыгнула на пол.
— Мяу.
— И тебе доброе утро, Меон, — тихо произнёс Тумун, не отрывая взгляд от ведьмы. Только сейчас, окончательно проснувшись, он заметил следы вчерашних слёз на её щеках.
— Мяу.
— Не понимаю на блохастом, извиняй, — нахмурившись своим мыслям, он подхватил сопротивляющегося кота и торопливо сунул в руки спящей ведьме, успев избежать острых когтей, — не ори, пусть она выспится, — твёрдо сказал он, выскальзывая прочь из комнаты и плотно закрывая за собой дверь.
Дорога до деревни занимала минут десять быстрым шагом. Зайти к себе домой за сменной рубашкой, потом ещё с полчаса провести в доме старосты за разговором о вчерашнем происшествии. Выходило, что с учётом покупки некоторых вещей на утреннем рынке, Тумун должен был успеть вернуться до того, как Агена проснётся. Ладно, хотя бы до того, как Меону надоест лежать неподвижно.
Терем деревенского старосты почти цеплялся своими красными крышами за нижние ветки вековых деревьев, растущих вокруг. Дубовые ступени главного крыльца были украшены резными узорами, среди которых Тумун приметил пару новых рун, умело спрятанных между цветными рисунками. Неужели староста чего-то опасался?
Перед дверью Тумун остановился. Что-то тут не так. Горько пахло полынью и жжёной крапивой, а сама дверь будто гнала колдуна прочь, толкая в грудь невидимыми руками. Пересиливая себя, он пригладил нечёсаные с утра кудри и постучал кулаком по косяку.
На пороге с лепетом «проходите-проходите, уважаемый» его встретил низкорослый пухлый мужичок с одним мутным глазом и плотоядной улыбкой. Колдун не узнал его. Староста нанял себе помощников? На родню точно не похож, да и тёмный он какой-то.
— Ну наконец-то явился, — деревенский староста стоял у окна в приёмном зале и даже не повернул головы на вышедшего, — что прикажешь делать, уважаемый? — Последнее слово он выплюнул, словно ядовитая змея.
Тумун согнулся в полупоклоне, не отрывая взгляда от спины мужчины. В комнате кроме них был тот самый мужичок, записывающий что-то сидя в углу, а ещё очень много теней. Уже не души, но ещё не духи, бесформенные сущи сидели под расписным потолком, под колоннами и подоконниками, под столами и стульями. Одни тихо шептали что-то себе под нос, другие выли друг на друга, выкатывая едва различимые глаза и языки.
— Что молчишь, колдун? — Из раздумий Тумуна выдернул грубый голос, — Или мне самому объяснять произошедшее вчера?
— Ваша светлость, — из-за стоящего вокруг шума было трудно собраться, — я объясню.