– Будка?! – Геракл так резко развернулся, что чуть было не утерял равновесие, однако доблестно удержался на ногах и с угрозой уставился на покрашенное синей краской неказистое деревянное строение с надписью «билетная касса. Время работы с 10:30 до 12:00 и с 15:00 до 17:30. Обед с 12:00 до 15:00. Четверг – санитарный день».
– Только нету его там щас, – спокойно сказал Харон и высморкался. – Нету его, чего ему тута делать, покамест туманищ-ще. Дома, поди, храпака задает. Вечером в «Тартар» заявится, к гадалке не ходи.
– Нету? – Геракл пытался уразуметь, что ему говорят. – Этта что ж, ждать надо? Этта что ж, опять бурду вашу лакать до посинения со всякой пьянью?
– Точно так, вась-сиясь, требуется обождать маленько…
Геракл подумал, наморщив лоб, разгневался и хрипло заорал.
– Сволочи поганые, да как же мне подвиги совершать в таких условиях! Ни одной собаки на месте не сыщешь, заместо пива моча ослиная, в кровати блохи, и вообще – не гостиница, а блядюшник. Этта… Я льва побеждал, гидру уделал, кабанов стрелял, птичек таких бил, что вы тут все обделались бы при одном их виде, а теперь не могу найти какую-то шелудивую дворнягу. Я буду жаловаться!
Звуки могучего голоса героя тонули в тумане, как в вате.
– Не изволите беспокоиться, вась-сиясь, найдется ваш песик, – хладнокровно отвечал Харон. – У нас тут все согласно распорядку и регламенту.
– Черт подери, сплошная бюрократия. Куда мы катимся! Ты этта… слышь, если появится гаденыш, сразу пошли за мной. З-задушу!
Геракл, бурча и икая, направился к ресторану.
Вечером Орфей, скрепя сердце, играл в большом зале ресторана блюзы: перед здешней публикой ему выступать не нравилось, но он отдал последние деньги на билет на корабль и теперь вынужден был зарабатывать на ночлег живой музыкой. Он уже час выводил тягучие и печальные соло на своем «Стратокастере».
Зал был полон, все столики заняты. Сновали туда-сюда длинноногие грудастые официантки, одетые так, чтобы максимально открыть взору все, что можно. Они хихикали и изгибались, как червяки после дождя.
Прямо перед сценой за длинным столом, уставленным яствами, обсуждали бизнес несколько дельцов, среди которых почетное место занимал Харон. Справа от него сидела кукольного вида блондинка с сильно накрашенными губами. Слева вертел тремя головами Цербер, мрачного вида существо в фирменной жилетке ЧОПа и с дубинкой на поясе, по мордам которого сразу было видно, что его профессия – охранник, охранник, и еще раз охранник. На одной из морд был виден внушительный синяк: недавно они тихо-мирно вышли с Гераклом покурить, но доблестный герой, впав вдруг в буйство, решил все-таки совершить подвиг путем отрывания конечностей.
– Ты ж меня с гидрой перепутал, болван, – орал в три глотки испуганный Цербер. – Ты же меня душить должен, скотина!
– Да какая разница? – рычал Геракл.
Геракла смог удержать только сторукий швейцар-гекатонхейр. Герой обиделся, и, оплевав чахлые цветы на клумбе у входа, пошел играть в карты с Сизифом.
Сейчас они сидели в углу и метали на двоих. Сизиф довольно улыбался – у его правого локтя высилась внушительная кучка монет. Геракл проигрывал и злобно щерился, пытаясь понять, в чем и как его обманывает хитрый царь Эфира.
Орфей зевнул, прикрыв рот ладонью, дотронулся в раздумье до струн и завел «Hoochie Coochie Man». В зале засвистели.
– Эй, ты, пидор, чего тоску наводишь!
– Достал уже со своими блюзами!
– Даешь нашу, Камаринскую!
Прямо в лоб Орфею прилетела кожура от банана. Он подобрал ее, откинул в угол, аккуратно поставил гитару, слез со сцены и подсел к компании предпринимателей.
– Вам бы, ваш-бродь чего повеселее исполнить, – сказал нравоучительно Харон. – От такой музыки народ тоскует, значить, а от этого всякие недоразумения случаются и даже беспорядки. Что-нить этакое бы нам тут услышать, воодушевляющее, патриотицкое…
– У меня нет настроения тешить публику попсой, – высокомерно произнес Орфей.
Цербер издал едва слышный рык. Орфей мельком взглянул на него и отвернулся.
– Ну что ш, на нет и суда нет, – поспешно согласился Харон. – Только и денежек тоже нет в таком случае, вот ведь оно как… А у вас еще за нумер не сегодня не уплочено, ваш-бродь.
Цербер зарычал громче и демонстративно взялся за дубинку. Орфей покачал головой:
– Господин Харон, когда вы возили души людей в утлом челне, вы были человечней и несравненно приятней в общении.
– Так ить все меняется, господин Орфей, – затрясся в мелком самодовольном хихиканье ничуть не задетый Харон.