По кулуарам забегали разгорячённые статистки. Премьера «Камелии на снегу» закончилась бурными овациями, продлившимися четверть часа.
На балконе я вывесила сушиться тенниску, пахнущую освежителем для белья с ароматом розы и апельсина, а вот трусики, не подлежащие обзору курильщиков-мужчин, понесла в гримёрную.
Проходя мимо своей цветочной композиции, я увидела, что ветвь камелии переломлена и к завтрашнему утру цветы погибнут. Но вознегодовать от варварства мне помешал приветливый Накамура-сан, невероятно обрадовавшийся встрече со мной. На фоне яблочных «мушек», от которых в гримёрной чешутся глаза, разбуянившихся инстинктов, беспочвенных распрей и придирок, а также всего разнообразия абразивных инструментов, режущих по живому, корректный и благородный продюсер воспринимался, как близкий человек, ну, например, как Харрисон Форд после просмотра фильма «Беглец».
Накамура-сан вручил мне семь ланч-боксов от киноконцерна и постучал в соседнюю гримёрную.
Наш девичник занимался снятием утреннего грима и косметическими процедурами, а Татьяна посреди комнаты делала «ласточку». Потом она энергично попрыгала, громко убеждая саму себя «Таня – невероятно бодрая! Таня в отличной форме!»
Я раздала всем ланч-боксы с изысканными яствами, и проголодавшиеся девушки развеселились от перспективы хорошо покушать. Сама я покопалась палочками в шедеврах японской кухни и съела рис и маринованные овощи цукэмоно[106], отодвигая в сторону котлеты из креветок, суши с речным угрём и страшно дорогое мраморное мясо «вагю». Минут через двадцать у нас на пороге залегли элегантно одетые бабайки в брендовых костюмах и стильных галстуках, бьющие челом в благодарность за то, что мы, мелкота, оказываем киноконцерну огромную честь выходить на сцену одного из самых крупных театров конституционной империи. Мальвины тут же растеклись по настилу. Татьяна, как и в Осаке, едва склонила голову. А я просто опустила глаза долу, уставившись на узор из золотистого тростника.
Как только господин Накамура, а с ним важный начальник от киноконцерна и третий, директор Токийского театра, ретировались за дверь, все у нас куда-то засобирались: Мива – с канцелярской книгой, Аска с мобильным, Агнесса и её закадычная подружка – прихорошившись, а Рена и Каори с пальто в руках. Я же не находила себе места, охваченная тревогой за диск Брайана Адамса и за то, как бы Кунинава не поцарапал без футляра его никелевую поверхность. Но идти прямиком в гримёрную ко второму ведущему актёру «Камелии» не позволяла мудрёная закулисная этика.
Можно было, конечно, последовать примеру других девушек и шнырять туда-сюда по лестницам и кулуару мимо гримёрной телезвезды в надежде на случайную встречу… Но у меня имелась своя этика, не позволяющая за кем-либо бегать, и у которой был персональный устав: свобода от иерархии и субординации, равенство гримёрных на VIP-этажах и на галёрке, братство мужчины и женщины в кулуарах. И ещё одна этичная своеобразность. Прекрасный пол делился у меня не на скромных и на тех, что нравятся мужчинам, а на женщин, которые повинуются кулинарной книге, соблюдая с аптекарской точностью, до последней капли и грамма рецептуру блюд, а также на тех, которые не повинуются и сыплют «на глаз». Я относилась ко второму типу, мятежному. Поэтому, изнемогшая от тяжких колебаний и нервно отбросившая к зеркалу футляр компакт-диска, отчего на его лицевой стороне Брайан Адамс чуть не выронил гитару, я взбунтовала. И пошла было буром в гримёрную Кунинава-сан. Но по дороге одумалась. События последних месяцев преподали мне урок: не лезь с ананасом на сакуру! Значит, надо действовать по уставу, через администрацию. Но не идти же мне к продюсеру с такой безделушкой, как пустой бокс от CD? Оставался последний способ, менее уставной: отнести бокс на цокольный «мужской» этаж и попросить об услуге Джонни или Марка.
Под сценой, в нише у подъёмных декораций болтали на скамейке Агнесса, Татьяна и господин Кейширо. Агнесса держала бутылку с минеральной водой, 500 мл, и неизвестно почему любовалась ею с видом Христовой невесты. Татьяна тоже держала такую же бутылку воды, но вид у неё был – жесть (это она меня увидела).
Дверь в гримёрную к танцорам и американцам была как раз напротив троицы. Я постучала, вызывая Джонни, но выглянул Марк, жующий бутерброд.