Фернандо, загорелый и белозубый, польщённо рассмеялся. Занавеска в подсобке зашевелилась и к нам вышла знойная аргентинка в платье, едва прикрывающем чашечки и косточки. Просверлив во мне дыру блестящими чёрными очами, она ревниво сверкнула ими и на Фернандо. Тот засуетился:
– Да-да, Майя, сейчас начнём! Зови Лукаса!
Едва только я добралась до скуксившегося Аракавы, как Фернандо объявил публике о показательном танце.
Мой сумрачный партнёр и не думал благодарить за дорогостоящее вино, доставшееся мне, конечно, бесплатно, за счёт великодушия и политес хозяина заведения, но Аракава об этом не знал. Вероятно, он считал вполне нормальным, что дама покупает кавалеру напитки, несёт их любовно, скользя в бальных туфлях на высоком каблуке по паркету, и почти заливает ему в рот.
Фернандо обнял Майю, и бережно, как древнегреческую амфору, развернул задом к зрителям. Сзади у танцовщицы как-то странно топорщились мягкие части, слишком круглые и стоячие, как булки для бургеров. У худенькой Майи, с тонкими конечностями, это место было подозрительно выдающимся. И тут я замерла…
Пара закружилась в танце, похожем на любовную прелюдию.
Фернандо и Майя сплетались в единое целое, обдавали друг друга горячим дыханием, проводили кончиками пальцев по доступным (в общественном месте) чувствительным зонам, заводились от предварительных ласк. Ритм аргентинского танго ускорялся и их страсть набирала обороты. Танцоры скользили по паркету всё легче и легче, будто собирались взлететь над землёй, невесомые от счастья, как услаждённые любовники с картины Марка Шагала «Над городом».
Аракава, непроницаемый и равнодушный, допивал вино. Меня затошнило.
– Смотри! – с пульсирующим в висках раздражением, но с ванилью в тоне я подняла бокал с вином, указывая на Майю. – На ней трусики со вставками Пуш Ап[119]… накладная, так сказать, попа, как у Дженнифер Лопес в фильме «Давай потанцуем», знаешь, да? Задняя часть у танцовщиц должна быть аппетитной! Это их рабочий инструмент!
Аракава, полностью согласный, промолвил:
– Да замолчишь ты наконец? У тебя язык как помело!
Рука моя с бокалом вина так и зависла в воздухе… Несомненно, у ухажёра были проблемы с чувством юмора…
Миниатюрная Майя с попой, на которую можно поставить чашку кофе, прильнула в экстазе к Фернандо и сползла по своему сеньору, застыв у него в ногах. Шоу завершилось.
Аракава поднялся со стула и в разгаре танцевального вечера дёрнул к выходу со словами:
– Ну бывай… Я пошёл…
Как Майя, растёкшаяся по Фернандо от взрывной страсти, я растеклась по стулу от взрывной обиды на Аракаву. Только бы никто из шестидесятников, ввиду отсутствия у меня партнёра, не вздумал приглашать на танцполе! Я воззвала к золотому правилу Буэнос-Айреса: потенциальный партнёр подойдёт лишь в том случае, если перехватит взгляд дамы. Поэтому взгляд я упёрла в паркет из светлого дуба, весь в бликах от светильников и лакированной обуви танцующих. Правило безупречно подействовало. Ни один из токийских танцоров старой закалки не посмел идти обниматься с заморской партнёршей, вдыхая запах ландыша в её волосах и пользуясь всеми удовольствиями от данного вида физической близости.
Выпрямив спину и уставившись невидящим оком на мельтешащие ноги, за двадцать минут я собралась с силами, чтобы, как Лара Антипова, бросить вызов «бездне унижений» и покинуть зал. А там будь что будет…
Очередной танец закончился и я наконец подняла глаза на стойку бара. Фернандо там не было. Его сменил щуплый Лукас, скорее похожий на бармена, чем на танцора. Так что попрощаться с аргентинцем моей мечты не удалось.
Спешно, пока не начался следующий танец, я вышла на лестничный пролёт и долго возилась с переобуванием, пытаясь сохранить равновесие и не упасть. После полутора выпитых бокалов хорошего вина в этот раз меня лишь подташнивало, без рвотных позывов, однако мотало из стороны в сторону, как забулдыгу с красным фейсом[120]. Такси можно было поймать лишь вон там, на бульваре… А к нему идти по узкой улочке, чертовски длинной, растянувшейся почему-то, будто эластик, пока я была в баре. Кругом пустота… Всего лишь парочка прохожих шарахнулась от заморского существа в уже рваных (на кручёной лестнице) чулках в крупную сетку, выписывающего вавилоны на мощёном танцполе улочки и двигающегося аргентинскими восьмёрками «очо», которые в танго вообще-то подчёркивают изящность женской щиколотки. Высшая и низшая точки восьмёрки упирались в глухие стены каких-то строений, и икающее существо с всклокоченным шиньоном на затылке цеплялось за бетон, делая передышку перед исполнением следующей фигуры «очо».