Мой здравомыслящий, с железной выдержкой, брат произнёс сквозь шум мотора:
– Сбежишь? И что о тебе подумают японцы?
В трубке послышался резкий звук клаксона, Алекс закричал кому-то: «Ну куда ты прёшь!» и нажал на сброс.
– Алекс!
Меня знобило. И зубы стучали. Что с Алексом?!
Дама с собакой мопсом прошла по скверу. Дама была в чёрном. И мопс – чёрный. Зазвонил мобильный. Голос брата звучал безапелляционно:
– Церемонию откладывать не будем. Я всё сделаю сам… Ну не плачь! Не плачь! Мама тебя простит! Ты же говорила ей… если что – сразу приехать не сможешь… Не плачь! Я всё сделаю сам!
Обхватив голову, я съёжилась в комок от безысходности и холода. Что обо мне подумают японцы?! Ну, убедятся в очередной раз, что чужестранцам не следует доверять… Удостоверятся в правильности того, что не допускают чужих на сцену и телеэкраны. А французы так и вовсе недобросовестные! Безответственная нация! Разгильдяи, пофигисты! Лягушатники!
Сердце настойчиво било в грудь: к чёрту! Беги! А помутнённый рассудок удерживал: ты хоть разбейся, врезавшись в британское судно «Faith», но останься! Перестала хлюпать носом и выпрямила спину. Я лягушек не ем!
Дама с мопсом на поводке несла в кульке кучку собачьих экскрементов, заботясь о чистоте жилого района. Мопс дёргался, пытаясь сорваться с поводка. Дама уговаривала малыша:
– Покакали, и домой!
Я стояла на перекрёстке дорог. Налево – репетиционный зал, с выставкой мятежных голов. Направо – вход в метро и клеймо: нация, безответственная.
Мама! Я знаю, что ты здесь! Ты никогда не выносила моих слёз. И не могла уйти по делам, пока я не успокоюсь. Дай мне руку! Вот так… Идём!
В репетиционном зале царил ажиотаж. Возбуждённые актёры и актрисы в сценических нарядах носились из раздевалки к костюмерам, в отгороженные занавесками кабинки. Главные действующие лица отсутствовали. У них наверняка были индивидуальные примерки и персональные костюмеры.
Накамура-сан, увидев меня, с болезненной улыбкой поспешил навстречу и подвёл к пластмассовой корзине с приклеенной этикеткой «Аш Л.» Я подняла корзину. Она была совсем лёгкая, но всё же вывалилась у меня из рук. На пол полетели платья, шляпка и две пары туфель. Помощница костюмера немедленно подбежала и принялась усердно отряхивать два чёрных платья и фетровую шляпу, хотя пол был вымыт. Накамура-сан растерянно извинился и вернулся к своему столу. Помощница со снисхождением упрекнула меня:
– Будьте повнимательней! Платья во время спектаклей не отдаются в химчистку. Поэтому два месяца они должны оставаться чистыми! Пройдите в примерочную.
У меня задёргалось веко от её снисхождения. Странный туман застилал всё, на что я смотрела.
Платье для начальной сцены налезло без труда. Я вышла из кабинки, и костюмерша, удовлетворённо осмотрев меня, что-то поправила сзади, что-то наметала спереди. Потом произнесла: «Шляпку, пожалуйста!» Я надвинула до ушей шляпу-колокол начала XX века. Костюмерша показала на зеркало:
– Поглядите. Всё ОК?
Всё было не ОК! Я не видела в зеркале своё отражение! Его не было! Лишь клубился густой туман…На лице у меня, наверное, промелькнул испуг, и костюмерша спросила удивлённо:
– Что-то не так?
– Всё ОК. Благодарю вас, – как игровой автомат, отчеканила я.
– Ну, в таком случае примерьте второе, вечернее платье – оно из атласного шёлка. И поделикатней, ага?
«Ага». С деликатным вечерним платьем у меня возникли неделикатные проблемы. Там, в агентстве «NICE», при первой встрече с менеджером Хории-сан, я вписала в анкету параметры своей фигуры, максимально приблизив их к «золотому стандарту». Как у Брижит Бардо. 92–61–92. Затем плюнула на стандарт и исправила: обхват груди 95 см, размер талии 65, обхват бёдер 96, заузив талию на 4 см, а бёдра на 3 см. Вечернее платье, облегающее «золотые стандарты», трещало по швам.
Пока я возилась и так и сяк, нанизывая чёрный атлас на свои стандарты, костюмерше надоело меня ждать за ширмой и она занялась Татьяной, на другом конце зала. В раздевалку собралась очередь, и Аска в ней была первой. Взгляд у неё был колючим, а губы сложились в недовольную гримасу.
Вечернее платье подчёркивало изъяны моей фигуры. Хотя папа неоднократно пытался убедить меня в том, что это – мои достоинства. Вдобавок атласная ткань бессовестно воспроизводила малейшие детали моего нижнего белья. И мне предстояла страшная пытка – прошагать через весь зал, мимо стола продюсера, наблюдавшего за моим самочувствием, мимо мужской части труппы и мимо господина Кунинава, звезды криминальных телесериалов, который, как ни странно, не пользовался индивидуальной примеркой и не имел личного костюмера, бутафора, гримёра и реквизитора. Я бегло кинула взгляд в зеркало. Меня там не было! Только клубящийся пар!