Теперь настал черёд разобраться с париком. Ну очень не хотелось натягивать его каждое утро, а затем сдавать строгой даме-реквизитору! Предусмотрев парикмахерские незадачи, я прихватила из дома накладной длинный «хвост» из волос, максимально приближенных к натуральным, пшеничного цвета.
Пока девушки примеряли бальные платья, кокетничая и делая друг другу сладкозвучные комплименты, я соорудила на голове что-то вроде переспелого ананаса, вытягивающего меня к космосу. Перед ананасом я водрузила диадему, надела на уши и шею «бриллиантовые» подвески и ярко накрасила рот.
Одна лишь Мива поприветствовала мой профессионализм в «выращивании» ананасов. Рена спросила, как называется такая укладка.
– Pineapple[48], – не моргнув глазом дала я причёске название.
Каори с Реной расхохотались. Однако сладкозвучных комплиментов я почему-то не получала… Таня безучастно скользнула по мне взглядом и отвернулась. Агнесса ушла в уборную. Мива поправила на мне корону. А Аска не терпящим возражений тоном заявила:
– Тебе выдали парик? Вот его и надевай.
Место у большого зеркала освободилось. Я глянула на себя. В зеркале не я, а та, другая – высокомерная английская леди приоткрыла рот, произнося слово «сы-ы-ы-р». Похоже, исследовала белизну зубов, подчёркнутую губной помадой кораллового оттенка. Ростом она была под метр восемьдесят с «ананасом». Его расположение на макушке вынуждало аристократку держать голову высоко поднятой, чтобы ананас не свалился. Плечи прекрасной дамы были не опущены, как у меня, а державно расправлены. Спина идеально пряма, подбородок горделиво поднят. Леди походила на золотую рыбку, стоящую на хвосте. Всё искрилось и сверкало в ней фальшью: и золотистый атласный шёлк, и поддельные бриллианты, и ананас, держащийся на хрустальных заколках. Сияло всё, кроме глаз. Зрачки дамы были тусклыми, невидящими. Взгляд – мрачный, подёрнутый пеленой беспросветности.
Ослеплённая её внешним блеском, я надумала без проволочек предупредить леди:
– Мэм! Вы прекрасны – спору нет. Но учтите – у вас есть один изъян: несмотря на блеск ваших губ, ювелирки, заколок в причёске, мерцание пудры на обнажённых плечах, внутреннюю боль выдаёт зрачок. Ваш взгляд, затуманенный, одичавший от траурного затворничества, не воспринимающий более реального мира, вызывает у одних жалость, у других – злобное торжество. В нём даже великолепие реквизита не отражается. Не дайте гостям хозяина Мураниши позабавиться! Сияние глаз сыграть трудно. А вы блефуйте! Наденьте контактные линзы… Закапайте пузырёк капель… Come on[49], мэм! Играйте! Из глаз у вас брызжет фонтан счастья… Его подпитывает любовный жар… Эйфория удаляет горькие складки у губ… Амур придаёт глазам форму сердечек…
Английская леди исчезла из зеркала на пару минут. Затем вернулась. С расширенными зрачками, пылающими небесным огнём.
Аска с перекошенным лицом покинула гримёрную. Интересно, по какому праву она делает мне замечания? И почему выходит из себя? Наверное, рано или поздно придётся объяснить ей устои демократии…
Чтобы не надевать парик, мне требовалось заручиться поддержкой режиссёра Сато-сан. И я пошла его искать походкой негритянки, несущей на голове корзину с фруктами.
На пути мне встретилась Аска, идущая из туалета.
– Скажи, что за силиконовые вкладыши ты используешь в бюстгальтере? Они здорово увеличивают и поднимают грудь, – приятельски сказала она, держа руку за спиной, как будто приготовила мне нож.
– Я не использую никаких силиконовых вкладышей, – таким же приятельским тоном отпарировала я.
– А какая у тебя чашечка? – пытала меня Аска, уже почти зайдя в гримёрку.
– Чашечка С вообще-то…
Вывод был один: с этой язвой нет смысла садиться «за стол переговоров» о демократии, а сразу пустить в ход гранатомёт, то есть недавно купленный французский бюстгальтер с гениальными подъёмными штуковинами, навороченными в чашечку D!
Ожидая лифта, я уткнулась лбом в стену. Мама! Как мне тяжко говорить с этими людьми, выслушивать их бред и улыбаться!
Из лифта выходили Аракава и Джун. В первый момент они замешкались, не узнавая меня. Потом Аракава вообще онемел и потупил очи, а шустрый Джун «отвалил» мне спонтанный комплимент:
– Вот это да… Такого парика я ещё не видел! Клёвый, правда, Аракава?
– Угу, – промычал тот, ковыряя ногой ковровую дорожку.