Уже подходя к кабинету режиссёра, на перекрёстке кулуаров я столкнулась с госпожой Фуджи, держащей в руке толстый журнал. Она ойкнула, осмотрела меня с ног до «ананаса» и, как старая добрая знакомая, ласково заговорила:
– Это для сцены помолвки, да? Красиво… А у меня тёмно-синее платье… Я в нём как тумбочка!
– Ну что вы, Фуджи-сан… Вам всё к лицу!
– Восхитительно! Будешь говорить с милым акцентом… это… как там… «Вы на удивление сладкая парочка…» Так? Зрители будут в восторге, вот увидишь! Только не простудись – становится холодно… Береги себя…
У меня выступили слёзы от её заботы. Поклонившись примадонне, я постучалась к режиссёру. Сато-сан с пристрастием подверг контролю «продукт», только что выпущенный в его мастерских, и поставил знак качества:
– Превосходно! Одежда и реквизит соответствуют образу! Парик выполнен госпожой Ойкава на пять с плюсом. Только вот он увеличивает вас в росте. Распоряжусь, чтобы заменили обувь на высоком каблуке – низким. Какой у вас размер, напомните-ка…
– 25. Но… Но… Сато-сан, к такому великолепному платью нужна красивая обувь на каблуке…
– Ничего, под шлейфом не видно…
Ой-ой, Ойкаве-сан, кажется, хорошенько влетит от режиссёра! Пожалуй, он пойдёт разбираться с ней за недосмотр, то бишь «парик» на пять с плюсом. Высоким омега-актрисам не положено, как Эйфелевым башням, возвышаться над альфа-статусами!
– Прошу прощения, это не парик, выполненный Ойкава-сан! Причёска из моих волос.
– Не может быть! И это вы сами соорудили?
– Да, за пять минут. Пожалуйста, Сато-сан, позвольте мне выходить на сцену приёма у господина Мураниши без парика. У меня от него начинаются головные боли.
– Головные боли? От кого? От Мураниши-сан или от парика? – пошутил режиссёр.
«От обоих» – хотелось ответить режиссёру.
Сато-сан по-хозяйски оглядел «ананас» с боков и сзади, затем пощупал его.
– М-м-м-да-а… Хорошо получилось… точно в образ… Ну что ж, завтра проверим, как это будет выглядеть на сцене. Сделайте такой же шиньон и на завтрашний прогон. А пока реквизитор подберёт вам туфли без каблука.
На четвёртом этаже мне преградили путь два разгорячённых лондонских денди. Один из них раскинул руки, пытаясь заключить меня в объятия:
– Где это ты была, дорогая? Я по тебе скучал!
– Ну-у, прямо Мэрилин Монро! – разглядывая меня, вторил ему друг.
– Ты с коронации? Глянь-ка, Джонни, моя супруга будет королевой бала! – патетически голосил «honey».
– Congratulations! – не унимался Джонни, обвивая меня за талию.
– Да ладно вам, парни… See you[50]…
Их смех и шуточки раздражали. А от громких голосов и тряски даже «ананас» закачался и чуть не сполз мне на плечо.
Подойдя к гримёрной, я колебалась объявить или нет девушкам о том, что режиссёр почти разрешил мне выходить на сцену без парика. Но все шестеро были очень заняты. Они сбились в кучку возле кипы толстых журналов. Там, в кулуаре, заботливая Фуджи-сан держала такой же.
– А вот я! – веселилась Рена, водя пальцем по страницам.
– Ой, а я на фото как моська… Ошейника не хватает! – восклицала Каори.
– Аска-сан, вы очень фотогеничная! – сдержанно льстила Мива.
Таня протянула мне журнал, шепнув:
– Вот… Только что принесли буклеты… Посмотри! Я ж тебе говорила? Напечатали целую кучу материала о репетициях, а нас, четверых иностранцев, как-будто там и не было! Ни одной фотографии!
Я пролистала яркий буклет «Камелии на снегу». И правда в нём было множество красочных фотографий участников труппы. Всех, кроме Марка, Джонни, Татьяны и меня.
– А зачем тогда фотограф крутился вокруг да около, делая наши крупные планы?
– Решает не фотограф! – заключила Таня.
Нас, видимо, «затирали». Две недели назад меня бы это возмутило. А теперь было всё равно.
Я распотрошила «ананас» и переоделась в ядовито-зелёное платье с длинным рукавом, для начальной сцены. К нему прилагались твидовое пальто в форме эклипса, шляпа-колокол и сумочка из крокодильей кожи. Две пары колготок лежали на дне корзины. В таком наряде я была похожа на английское судно «Faith» – вся по горло покрыта тяжёлой обшивкой. Но зато получила от девушек радующие слух комплименты: «Очень идёт!» Даже Аска высказалась:
– Тебе так лучше… А вон то, давешнее сексапильное неглиже – прямо жуть!
Танцовщицы, все в одинаковых пышных капроновых платьях и с бантами на головах, хлопали наклеенными ресницами. У Аски они были до того увесистыми и длинными, что она еле поднимала веки. Как дюймовочки, они принялись кружиться в танце, репетируя свою сцену.
Татьяна собрала сумку, готовясь уходить. Я тоже затолкала Думку в целлофановый пакет, отклеила ресницы и стёрла яркую помаду с губ.