Итак, стоит задача — сохранить наше племя живым и конкурентоспособным. А для этого надо что? Размножаться и пространство. Если пространства двум десяткам человек на острове более чем достаточно, то с размножением намечаются крупные сложности. И кто бы мог подумать: обычно ситуация как раз обратная.
Да-а, развилочка. Направо пойдешь — коня потеряешь, налево — голову сложишь. Или наоборот? Да разница-то какая? Первый вариант — "робинзонада" и изолированная культура. Получится ли такое вообще? Нас мало, а это значит, родственные браки неизбежны на уровне уже двоюродных. Прямо на самой грани вырождения. Но возможно. В этом случае девушек придется держать в очень жестком подчинении (кому? мне?) и решать за них, кто от кого рожает, а главное, кто от кого не рожает ни при каких обстоятельствах. И чем раньше "раздать" их охотникам, тем проще будет потом. М-да… типичные "грязные политические игры", как говорили в мое время. Даже здесь, в диких лесах.
Вариант второй — ввоз на остров "импортных" женщин, Где их брать? Разведка требуется, походы, начнутся войны "за Прекрасную Елену". Да и опасно… Ребята, конечно, обрадуются сдуру. Но их мало, достаточно один раз попасться и всех перебьют. Если только невесты сами "прибегут". А с чего бы им? И как узнают, что у нас тут трава зеленее и рыба жирнее? А если "туда" подкинуть нашу девушку, и она сделала бы рекламу? Но зачем ей этим заниматься? Непонятно… но что-то в этой мысли есть. А может, просто первый вариант мне уж очень не нравится.
Есть, конечно, и третий вариант — раз их мало, мужчин наших, так пусть их перебьют и женщин "приберут к рукам" победители. Но в этом разе кто я после этого? "-Круглая сирота..." И как потом себя уважать? и останусь ли вообще я в мире живых?
Мысли ходят по кругу, все это я передумала еще вечером. Пора озаботиться завтраком. Вчера перед обрядом мне натащили всякой еды: несколько дынек папайи, горку плодов авокадо. Они живописно громоздились рядом с очагом, не вызывая никакого желания съесть всю эту роскошную экзотику. Да-а. Вот картошечки бы, жареной… И почему я вдруг подумала о ней? Ведь и правда печеной картошкой пахнет. И дымом. Опять Сучок и завтрак почти в постель? Хм-м…
На душе стало приятно и тревожно. Как там говорят англичане: бабочки в животе? Вот-вот, похоже, будто внутри трепещут легкие крылышки. С одной стороны, его забота очень греет, а с другой — сказать-то мне ему нечего.
Выхожу из хижины. Нет, это не Сучок. У костра сидит на корточках девочка (грива волос ниже пояса, перевита цветными веревочками, такая же красота на запястьях и щиколотках) и ворошит угли, подкидывая мелкие картофелины. Услышала меня и обернулась. Память Крадущейся подсказывает имя — Гремучка. Что ей надо? Не покормить же убогую неумеху-шаманку она сюда явилась. Поговорить? Это уже начинает напоминать традицию. Население меня натаскивает на утренние беседы за кофе? Как собаку Павлова, ага. Но что ей все-таки от меня надо? Эх, кофе был бы кстати. А между прочим, тут ведь что-то этакое растет, точно.
— Хорошего дня, Гремучка, — стараюсь говорить как можно более дружелюбно, вспоминаю, что индейцы употребляют вместо кофе, и фыркаю радостно: — Чай из коки сваришь на завтрак?
— Хороший день мне был бы очень кстати, — в ее глазах метнулась тревога, не иначе как за умственное здоровье шаманки. Не по протоколу я себя веду, эх. А есть-то хоть мне можно, что там приготовят гости, или не подобает? Можно вроде бы, но это означает — у посетителя важное дело, и я, принимая пищу, обязуюсь ему или ей помочь, то есть не я, а Туманная, конечно. Поспешно поправляюсь сообразно моменту, благо на симпатичном личике все как на ладони:
— Что-то случилось в поселке?
— Почти. Дикий пытался силой взять Светлую.
Ну вот, дождалась! Пока думала "о будущем", все без меня решается. И что делать? Хотя…
— Пытался? Не взял?
— Ага, сперва она от него сбежала, двинув коленом между ног. А потом я его отвлекла на себя.
— На себя? То есть он тебя…
Она помотала головой:
— У него там все опухло, со мной лечь не мог. Сам свою одноглазую змеюку придушил. Я его убедила, что так боль скорее пройдет, да еще по спинке гладила, пока он рукой работал. Он поверил, особенно, когда полегчало, и послушный стал. Сказала спать идти, он и отправился, — она усмехнулась, вспоминая об одержанной победе.
— Гремучка! Откуда ты такого набралась?