Пока Лысогор раздумывал, как ему быть, в воротах показался начальник заставы с Лебедем в поводу.
— Валя уехала, не застали ее?—спросил лейтенант сержанта.
— Она и не собиралась ехать,— ответил Лысогор.
— Ну, тем лучше.— начальник заставы вытер с лица пот и к удивлению Лысогора рассмеялся без тени озабоченности.
— Косача уже определили? Почему такой кислый, товарищ комсорг?— почти весело спросил Лысогора лейтенант.
— Разве не знаете — неприятность.
— Какая?— взволновался начальник заставы.
— Ну как же — элеватор сгорел...
— Вот что вас тревожит... А еще старый пограничник... Косача сумел скрутить, а простой вещи не понял. Мы же с вами ездили в район на счет старой развалины, что стояла против элеватора. Теперь ее уже нет...
— Так это она горела всю ночь, не элеватор?—обрадовался сержант.— Вот это здорово!
— Как там сестра?.. Возьмите, Семкин, Лебедя. — протянул повод своего коня Вьюгов.
— Какая сестра?!— воскликнул Лысогор, пораженный мелькнувшей в голове догадкой.
— Ну, как какая? Моя сестра, Валя. Наделала она себе хлопот... Ну да ладно... Этого всего вы можете и не знать... Это не обязательно знать даже пограничнику...— лейтенант задумчиво усмехнулся и направился в флигелек.
Приятно удивленный, обрадованный, Лысогор смотрел ему вслед и не мог совладать со своим лицом, на котором все шире расплывалась улыбка.
Подошли бойцы. Появился Хвостиков, как всегда, заспанный, но готовый на любые выдумки.
— Опять туда же... Спозаранку!..— кивнул он в сторону флигелька, вслед Вьюгову.— Знаете, где тут собака зарыта? Собирался на Вале жениться наш новый... Но Сорокин перехватил у сослуживца рыбку... Потом сопоставление сторон в одну лунную ночь... Помните?— говорил он вполголоса.
Лысогор переглянулся с Семкиным, передернул плечами. У сержанта было хорошее настроение и он не хотел никому грубить, даже Хвостикову. Но тот сам его задел.
— Как там наше Хасан-Озеро? Не передавало привет? Говорят, при вашем появлении и туманы рассеялись над ним, правда это?
— Не видать тебе Туман-Озера ясным,— покачал головой Лысогор.— А что касается Вали и лейтенанта, то они — брат и сестра.
— Что?— удивился Хвостиков. Его стриженая голова смешно и неприятно клюнула вверх.
— А то самое!— под общий смех сказал кто-то из подошедших бойцов.
Вдруг с левого фланга заставы донеслись гулкие, как лай догов, очереди немецких тяжелых пулеметов. В той стороне фашисты стреляли бывало и раньше.
— Для действий в Африке готовятся на песчаном полигоне,— рад случаю перевести разговор на другое, веско заявил Хвостиков.
— Это тебе фюрер по секрету сообщил?.. Насчет действий в Африке?— переспросил Лысогор и лицо его стало серьезным.
— Фюрерша,—пробормотал Хвостиков, примирительно заулыбавшись.
— В ружье! — прогремела из дверей казармы команда.
Затопали сапоги бойцов, изредка бряцало оружие, приглушенно заржала лошадь — застава строилась по тревоге.
Бывает, покажется из-за туч луна и опять спрячется. Так и у пограничников: блеснет на их небе что-нибудь от мирной жизни—приятное или неприятное,—и вот уже его нет.
СЛУЧАЙ НА ФРОНТЕ
Знойный, томительный день первых чисел июля тысяча девятьсот сорок первого года. Истоптанная, исковерканная тысячами ног, колес, гусениц дорога устало курится пылью. По ней только что с запада на восток прошли последние колонны. Бойцы устало переставляли ноги. По их пыльным лицам ручейками струился пот... Иной боец внезапно остановится, постоит в немом раздумье, потом спохватится, словно после тяжелого сна, торопливо вытрет рукавом лицо и пойдет дальше. И кто знает, вытер ли он с лица пот или скупую солдатскую слезу...
Лейтенантом Русановым владело то же чувство, что и проходившими мимо бойцами. А когда живая лавина внезапно разорвалась и, обтекая военный городок с запада и востока, скрылась в просеках, на лесных дорогах, и шоссе опустело, его душу еще больше сковала гнетущая тяжесть.
На западе, где дорога опустевшим жолобом подходила к реке и пересекала ее, все кипело. Над переправой беспрерывно висели фашистские самолеты.
Русанов повернулся, кинул торопливый взгляд на городок, представший перед ним в хаосе свежих еще разрушений и на мгновение задержал глаза на небольшой группе своих бойцов, собравшихся посередине двора. Бойцы тихо переговаривались, точно кто мог их подслушать, и с волнением посматривали вверх, на чудом уцелевший репродуктор, прикрепленный на телеграфном столбе.
— Товарищ лейтенант, вас к телефону, — доложил подбежавший сержант Брылунов.
Лицо сержанта было возбужденно, глаза лихорадочно горели, брови круто сошлись под плотным обручем марлевой повязки.
— Русанов слушает,— произнес лейтенант, чувствуя как кровь бьет о холодный металл прижатой к виску трубки и как взволнованно дышет за его спиной Брылунов.
— Полковник Головин, — раздалось в телефоне. — Подтвердите получение пакета «ноль один ноль» и немедленно принимайте меры к исполнению. Один экземпляр приказа направьте непосредственно исполнителю, минеру Акимову. По выполнении следуйте указанным маршрутом.
Наступила пауза. Русанов замер в немом оцепенении. В телефоне опять забилось что-то живое и, как показалось лейтенанту, тревожное.
— Обстановка изменилась. Южнее Казенного бора враг прорвал фронт, мосты в тылу взорваны. Создалась угроза захвата объекта. Вот так...— словно отвечая на немой вопрос Русанова, произнес Головин.
— Будет выполнено, товарищ полковник,— ответил Русанов, не слыша собственного голоса.
Внимание начальника, выраженное как сочувствие, не официальным тоном, наполнило душу лейтенанта теплотой. В то же время стало ясно, почему фашисты не бомбят объект в Казенном бору и почему так внезапно свернули на север наши отходившие войска.
— Вот что,— еще тише и задушевнее прозвучали в телефонной трубке слова полковника,— по радио будет передано правительственное сообщение, послушайте со своими людьми. Думаю, успеете. Вам все понятно, товарищ Русанов?
— Да, товарищ полковник. Все понятно.
— До свидания, товарищ Русанов. Желаю мужества.
Лейтенант продолжал держать руку на аппарате,словно не веря в реальность этого разговора. В сознание ввинчивалась одна мысль — взорвать склады! Русанов смотрел прямо перед собой, пока не заметил, что у сержанта через туго стянутую марлю проступила свежая кровь.
— Позовите связного! — почти шепотом произнес лейтенант.— А вам необходимо перевязаться.
Через несколько минут связной, вложив за пазуху конверт, с места пустил коня в галоп.
Отправив двух красноармейцев с другим пакетом к тому же исполнителю более безопасным маршрутом, чтобы продублировать распоряжение полковника Головина, Русанов облегченно вздохнул и посмотрел в сторону не отходивших от репродуктора бойцов.
— Откуда они узнали, что будет правительственное сообщение?— спросил он стоявшего рядом сержанта.
— Эх, товарищ лейтенант...— многозначительно произнес сержант, прижав кулак к перевязанному виску.
— Сильно болит?— озабоченно спросил Русанов.
— Болит,— откровенно признался Брылунов.
— Крепко смазал проклятый парашютист. А знаете, кто будет говорить? — снизив голос до шепота, спросил он. Брылунов, сдерживая горячее дыхание, потянулся к уху лейтенанта и что-то тихо шепнул. Взгляд лейтенанта загорелся.
— Вы откуда знаете?!
— Солдатская душа если чего и не знает, так чувствует, товарищ лейтенант.
— Это верно,— согласился Русанов, о чем-то думая.