Терехин на все насмешки сестры только улыбался. Выведенная из терпения, Катя высказалась однажды начистоту. Она заявила, что толстопузый «следопыт» нужен Ивану только затем, чтобы «расслезить» комиссию... Что так делать нечестно, что из Ивана никакого пограничника не выйдет, потому что у него душа, как мякина, а сам он увалень неповоротливый.
Призывную комиссию Терехин проходил вместе со своим «следопытом»,— так и шествовал с собакой от одного врача к другому.
Председатель потрепал по шее его пузатого Амура, переглянулся с членами комиссии и сказал: — В следопыты, ничего не попишешь...
Иван получил назначение в погранвойска и принял это как должное.
Во время проводов Катя, глядя на брата и на его жалобно повизгивавшего щенка, бросила, как бы между прочим, что будет аккуратно следить за газетами, чтобы не пропустить портрета героя...
По в последнюю минуту глаза у сестры наполнились слезами. Вероятно, она вспомнила, как провожала мужа.
Перед тем, как попасть на границу, Терехин должен был пройти трехмесячную подготовку. В учебном подразделении ему не повезло. Перед самыми зачетами он сломал ногу. Все его сверстники разъехались по местам «дальнейшей службы», а Терехин лежал в лазарете. От того, как срастется кость ноги, удачно пли неудачно, зависела дальнейшая судьба Ивана.
Терехин не приставал с вопросами к врачам. Однако он так беспокоился об Амуре, что никто иной, как лечащий врач, взял на себя попечительство и над собакой.
Терехин стоически переносил различные манипуляции над ногой не только со стороны своих врачей, но и приглашенных консультантов.
В конце концов всем помогающий добрый доктор проникся к Ивану уважением, узнал его тайные помыслы и уверил начальство, что именно такому, как Терехин, только и служить на границе.
Терехин перед отправкой к месту своего назначения написал сестре, что так, мол, и так, нога подвела, но теперь, не завтра так послезавтра, он увидит настоящую боевую заставу.
«Амур стал ростом с овцу, но сильно тощий. Видеть его приходилось раз в неделю и то через окно. Врач говорит, что собака стосковалась...».
Вместе с письмом Иван вложил сэкономленные за время службы две десятирублевки.
Подумал. Опять вынул письмо. Улыбнулся и написал, что теперь, мол, Катя может посматривать в газеты.
3
Место на заставе для Терехина определилось сразу и прочно: в числе самых отстающих. «У Очкасова на левом фланге»,— шутили пограничники.
К «экземпляру № 1» обстоятельства припрягли «экземпляр № 2».
Очкасов признавался неоднократно, что попал в «пограннчники-горемычники» из-за писарской ошибки, из-за путаницы на призывном пункте, уверял, что ему служба на границе, да еще в таком адском климате противопоказана, жаловался на «бездушную медицину», сипло кашлял, давал всем слушать, как у него «свистит» в груди.
Терехин чуть ли не с малолетства спал и видел заставу, соской выкормил щенка, в лазарете не оставлял свою мечту, дождался направления на боевую заставу. И вот теперь шел «в паре» с Очкасовым.
После первой встречи с Терехиным начальник заставы капитан Светлов не раз думал о новичке, с удивлением замечая, что чувствует себя в чем-то виноватым перед ним... Он ловил на себе невольные взгляды Терехина, в которых сквозили укор, растерянность, удивление.
Как-то в часы массовой работы Светлов зашел в комнату политпросвет работы.
— Говорят, вы академиком стали?—обратился он к Терехину, стоявшему с указкой в руке возле карты мира.
— У него большие сдвиги,— заверил капитана замполитрук, а сам покосился на сидевших бойцов: там послышался смешок.
— Терехнн может показать на карте новостройки, угольные бассейны, границы Советского Союза обвести, назвать государства, с которыми мы в соседстве, главных агрессоров выделить, — доложил замполитрук. — Правда, с наводящими вопросами...— добавил он.
— Неплохо для начала,— обрадовался капитан.—Давайте потолкуем. Расскажите, Терехин, о своих краях, о новостройках, которые сами видели.
Иван вспыхнул, удивленно посмотрел на капитана, опустил голову.
«Посмеяться пришел надо мною»,— мелькнула у него мысль.
— О своей области расскажите,—подбадривал бойца Светлов.
«Хочет отправить домой... Ну что ж... Не гожусь»...
Терехнн почему-то вспомнил, как его, совсем маленького, чуть не переехал фургоном зажиточный односельчанин Стенька Копчик. Вырвала брата из-под копыт лошадей Катя. Фургон прогрохотал, едкая пыль закрыла улицу, а Иван и сестренка, катались у плетня, обожженные навощенным кнутом...
— Товарищ Терехнн, вы не забыли вопрос?— капитан внимательно всматривался в хмурое лицо бойца.
Терехин облизнул пересохшие губы.
Опять представил свое появление на заставе, первую встречу с капитаном... так опозориться!.. Боец выронил указку и заспешил к двери.
— Что с вами, товарищ Терехин?.. — взволновался замполит. И тут же «подарил» многообещающий взгляд одному из бойцов, который хохотнул в кулак.
— Пусть идет, — спокойно сказал капитан. — К заставе нелегко привыкнуть. А смеяться тут нечего. На первых порах многие лыка связать не могли.
— Он все понимает, чувствует, а высказать не может...— заговорили другие бойцы.
— Чувствует — хорошо, но нужно, чтобы знал, особенно умел. От этого «умел» часто зависит жизнь пограничника.
Капитан задумчиво поглядел в окно. К казарме уже подползла, полная неожиданностей пограничная ночь.
— Кому в наряд — приготовиться! — приказал начальник заставы и вышел.
4
Очкасов и Терехин так и шли «в паре». «Слава» Очкасова была невольно перенесена и на Терехина. Да и сам новичок немало способствовал этому своими выходками.
Однажды старшина, заметив как «упорно» овладевает снарядной гимнастикой Очкасов, подозвал Терехина.
— Видели, как старается Очкасов? А вы почему на турнике плохо работаете?
— Амур не пускает.
— Как же это так?— вскипел старшина.
— Я поднимаю ноги, хочу на турник закинуть, а он меня за штаны и вниз, не лезь, мол, опять ногу сломаешь!
— Что? Как вы сказали?
— Собака мне мешает...
— Так вы не берите ее. Тоже мне тренера нашли.
— А я и не беру. Это мне чудится, будто он хватает меня за ноги...— объяснил Терехин и глаза его сердито заблестели.
— Этого еще не хватало! Если вам чудится — лечиться надо!— вышел из себя старшина.
— Это вам, товарищ старшина, чудится, что собачонка мешает на заставе и ее можно не кормить!..— одним дыханием выпалил всю свою обиду Терехин.
— А! Вот куда!— старшина удивленно посмотрел на бойца, как будто увидел его впервые.— Этак вы, значит, разговариваете со старшиной? Придется вам с картошкой на кухне подискусировать...
5
Терехин любил хозяйственную работу, не увиливал от нее. Старшине это пришлось по вкусу. Как-то, уезжая за фуражом и продуктами, он взял бойца с собой. Но по дороге вспомнил, что начальник заставы в двенадцать часов дня будет проверять подготовку служебных собак и в первую очередь Амура, выросшего на заставских харчах благодаря щедрости повара.
— Возвращайтесь на заставу. Вечно с вами канитель!— напутствовал старшина Терехина.
Старшина вернулся из поездки ночью, а бойца все еще не было.
— Опять выкинул номер!— злился старшина.
— Седлать коней, — приказал капитан: — Мне тоже коня! Захватите какие-нибудь вещи Терехина, чтобы дать понюхать Амуру... Старшина, вы укажите место, где ссадили бойца с брички.
Амур отыскал Терехина к утру в болотах «Гнилого Леса». Боец попал в трясину. Она засосала его по самую голову. Одной рукой он держался за надломанную толстую ветку, свисавшую от дерева, а в другой сжимал карабин.