Вот локти нарушителя поднялись «а уровень косматого треуха, а лезвие топора взлетело еще выше!..
В последнюю долю секунды Иван увидел Катю. Ему даже почудилось, что односельчанин Стенька Копчик занес над головою... только не кнут, а топор!..
— Гах!..— выдохнул нарушитель. И сталь о сталь выкресала искры!
В тот самый момент, как лезвие топора начало опускаться, Терехин рванулся вперед и вонзил штык в приподнявшегося врага. Но и топор сделал свое дело: скользнув по винтовке, снес рукоятку затвора и как огнем обжег Терехину кисть правой руки...
С шинели вскочившего бойца, как мерзлые воробьи, посыпались отсеченные пальцы, онемевшая рука беспомощно скользнула по прикладу.
Как мешает плащ!—чуть не заплакал Иван.
Трое нарушителей уходят, а он бессилен...
Пограничник взял винтовку между колен; левой рукой надел брезентовый капюшон на один из отрогов коряги и присел,— плащ послушно сполз. Обрадованный боец приник всем туловищем к коряге. «В патроннике есть патрон!!»—вспомнил Иван.
На беспомощную, истекающую кровью правую руку Терехин положил винтовку, как на упор, и стал целиться. «Один патрон! Всего один патрон!»-— звучало в сознании. Трое нарушителей бежали вверх по Гирлу; вот-вот их скроет темная грива камышей. Пограничник ловил па мушку среднего.
Гирло было узкое, убегающие почти касались друг друга плечами... Выстрел!.. Винтовка дернулась в сторону раненой руки; крайний справа нарушитель свалился.
— Амур, наперерез!— закричал каким-то совершенно незнакомым голосом Терехин и не сошел, а съехал с обрыва. Он в это мгновение твердо верил в присутствие своего четвероногого друга.
Лед стонал под сапогами бойца. Иван остановился...
Двое бандитов, суматошно цепляясь друг за друга, лезли на крутой обрыв. Они, видимо, решили, что стрельба привлечет наряды и поэтому углубляться по узкому гирлу невыгодно: оно может оказаться ловушкой.
— Стой!—крикнул Терехин. В нем окрепла странная уверенность, хотя рукоятка затвора отбита и нечего было и думать перезарядить винтовку одной левой рукой.
Над головами нарушителей что-то темнело, свисая с обрыва. Потерявшему много крови Ивану это «что-то» показалось притаившейся собакой.
— Амур! Взять их!— крикнул боец. Оба бандита, как по команде, выстрелили: один вниз, в Терехина, а второй — вверх, в темный выступ.
Иван ухватился за грудь, а бандиты с засыпанными землею и снегом глазами упали на лед.
— Руки вверх!—пересиливая в груди жгучую боль, скомандовал Терехин. Нарушители во время падения потеряли оружие; они поспешно встали па ноги: один повис над Иваном своими вылезшими из рукавов и угрожающе шевелящимися руками, другой выбирал момент, чтобы броситься пограничнику под ноги.
На какую-то долю секунды Терехин повел глазами. Только теперь он понял, что он один, совершенно один.
Он поник. Этим воспользовались враги: один бросился пограничнику под ноги, а второй изготовился навалиться на него сверху.
Терехин, как бы удивленный их поступком, спокойно отступил и на голову низкорослому опустил приклад винтовки; чтобы не быть придавленным вторым нарушителем, истекающий кровью боец присел, прижался всем телом к поставленной торчмья винтовке...
Холодное Гирло огласил крик ярости и боли...
Вероятно, уже было близко к утру, потому что вьюга давно стихла; на сером небе, как на вытертой до дыр шинели, серебряной медалью высветилась луна. На ее круглом диске, словно в память о проходившей на земле схватке, были как бы высечены человеческие фигуры: одна неуклюже держала другую на штыке!..
10
Во второй половине ночи наряды задержали двух нарушителей. Капитан приказал своему помощнику собирать участников поимки, а сам, со связным, поспешил на заставу. Только послышался скрип его лыж во дворе, как стал выть и рваться Амур.
— Терехина!— приказал начальник заставы.
— Его нет, товарищ капитан. Он в районе Холодного Гирла,— доложил дежурный.— Очкасов только что прибыл за сменой.— Терехин дал ему свою перчатку, просил отвязать-Амура, но Очкасов в темноте потерял перчатку по дороге...
— Всех свободных на лыжи! — крикнул начальник заставы.
Капитан вонзил шипы лыжных палок в утоптанный снег и одним прыжком повернулся к воротам. От него не отставал Сизов.
Пограничники спешили к устью Холодного Гирла по той же дороге, по которой ночью возвращался на заставу Очкасов.
Начальник заставы, увлекаемый Амуром, бежал изо всех сил. Он за ночь не сомкнул глаз, все время был на ногах, но сейчас некогда было думать об отдыхе.
— Амур, вперед! — скомандовал Светлов, но собака тянула его в сторону. Там лежал какой-то предмет, вроде куска овчины, припорошенного снегом. Шедший рядом Сизов нагнулся.
— Смотрите, товарищ капитан! — он отворачивался от наскакивавшего и жалобно скулившего Амура и показывал перчатку, вывернутую наружу мехом и привязанную к бичевке.
— Перчатка Терехина!—вскрикнул Сизов.—Вот инициалы химическим карандашом...
Амур вырвал у Сизова перчатку хозяина, взвыл на весь заснеженный мир и побежал по вчерашнему следу Очкасова.
На востоке заалело небо. Но еще мерцали, как искры мороза, звезды, готовые вот-вот исчезнуть. Кустистые берега Бурунчи, подобно овчине, забиты снегом, лед отливает холодной синевою.
Тишина. На коряге висит задубевший плащ. Рядом с ним, над самым обрывом Гирла остановились пограничники. Пораженные увиденным, они сняли винтовки, словно готовясь дать салют.
Внизу, на вылизанном ветром льду Холодного Гирла виднелись продолговатые серые сугробы... Один из них похож на сидящею в раздумьи человека. То к нему, то к пограничникам с жалобным воем бросался Амур. Глаза его, казалось, о чем-то умоляли.
— Ав-ав-у-гу—у!— взвыл он, и эхо пошло по Гирлу, пронеслось над ледяной броней реки Бурунча.
Амур разгребал лапами сугроб. Сухой и сыпучий снег летел белым куревом. Из сугроба показалась поникшая голова бойца.
Пограничники сбежали на лед.
— Ах, Терехин... А мне хотелось порадовать тебя, товарищ Терехин...— Светлов наклонился и осторожно вынул из-за обшлага шинели, туго застегнутой на груди бойца, газету, ту самую газету, которую дал Ивану дежурный. На ней жарко алела кровь.
Капитан выпрямился и с силой рванул с головы шлем. Подержал его, крепко прижимая к глазам, провел по лицу и опустил. Пограничники тоже сняли головные уборы.
— Товарищ Сизов! Вам боевая задача...— начальник заставы передохнул.—Боевая задача! — повторил он.— Вы станете часовым у тела пограничника Терехина, отдавшего свою жизнь за Родину.
Одев шлем, капитан осмотрел остальные сугробы. Из-под снега выглядывали сапоги, желтели полы полушубков.
Скрюченные пальцы одного из врагов, казалось, судорожно тянулись к чужому горлу, да так и не дотянулись.
С одной стороны от Ивана стоял на карауле Сизов, с другой — лежал Амур, уронив голову на лапы. Часто мигая умными глазами, он смотрел на Светлова. Капитан отвел взгляд, отошел в сторону и торопливо стал доставать папиросу.
У его ног на льду ярко горели мазки крови. Они рваным красным пунктиром тянулись от сугроба Терехина. Бережно обходя их, Светлов пошел вверх по руслу. Перед его глазами оживала ночная схватка: одного против пяти.
* * *
Спустя три месяца после похорон Ивана Терехина, все свободные от наряда пограничники собрались в ленинскую комнату. На улице звенела солнечная весна, по стенам прыгали «зайчики»— отражение луж.