Лысогору почудился в словах молодой женщины скрытый упрек.
Валя на ходу спрыгнула с брички. Сержант остановил коней. Когда Валя возвратилась с окровавленной птицей в руках, Вьюгов подвинулся, уступая женщине место, но ничего не сказал.
2
«Зеленая Падь» располагалась в бывшем поместьи пана Густава Шкетуша. В дни освобождения западных областей он бежал в Германию. С недавних пор его гайдуки стали часто появляться в окрестностях поместья. Особенно усердствовали Косач и Моцко. Это они подстерегли начальника «Зеленой Пади», когда тот беседовал с жителями села Костувки; вывели на площадь и начали издеваться.
Когда подоспел пограничный наряд, диверсанты скрылись: Моцко где-то на нашей территории, а Косач— за границей.
Известный своей строгостью подполковник Громатюк лично приезжал на заставу расследовать этот случай. Он никого не разносил, не грозил различными карами, но, уезжая, как бы между прочим обронил фразу о том, что такого позора не помнит за всю свою службу на границе.
На «Зеленой Пади» со дня на день ждали нового начальника. Сержант Лысогор вторые сутки дежурил с подводой, чтобы сразу же доставить его на заставу.
Свободные от службы бойцы собрались возле турника на спортивной площадке. Ефрейтор Хвостиков, без фуражки, с раскудлаченными волосами, заспанный и, как всегда, чем-то недовольный, ораторствовал:
— Слышали новость? Фамилия нового не то «Вьюга», не то «Завирюха». У самого «Грома» в курсантах отличником был. Молодой, но — бритва. Даже на Валентину Сергеевну покрикивает, вроде как на свою супругу... Перед ней сам «Гром» в конфетку превращается.
хоть за щеку клади. А новый — нос кверху. И фамилия-то— Вьюга! Нагонит холоду...
— Не мешало бы... А то некоторые совсем от жары разомлели,— бросил один из бойцов.
Кто-кто, а Хвостиков холодка дождется,— поддакнул второй.
Хвостиков криво усмехнулся, скашивая тонкие губы.
— Не пугайте, я не рожаю. А то, помню, такой случай. У одного начальника, это еще было на старой границе, убирал я канцелярию. Начальник сидит и скрипит пером, а сам маленький, сутулый, невыспавшийся. Вдруг вбегает старшина... «Товарищ старший лейтенант, ваша жена рожает»... «Пусть подождет»,— отвечает начальник заставы, а сам продолжает скрипеть пером. Я чуть было веник не проглотил!..
— Жаль, что не проглотил,— отозвался первый боец.
— Почему?— вырвалось у Хвостикова.
— Язык бы поколол, может, меньше болтал...
— Едут!—вдруг послышался зычный голос откуда-то сверху. Все посмотрели на вышку. Наблюдатель с карабином у ноги и биноклем в руках еще раз крикнул во двор, как в колодезь:— Едут!
Бойцы притихли. Как ни как, едет человек, от которого будет зависеть не только их служба, но и жизнь.
Вдруг открылась калитка и во двор, вместо ожидаемого начальника, опираясь на сучковатую палку, вошла старуха в сереньком платке.
— Вы откуда, бабушка?— обступили ее пограничники.
— Из Кустувки, — в голосе старухи послышались слезы.
Она с трудом рассказала, что дедушка Соснувец, ее муж, в эту ночь повесился. Холодного сняли с ворот элеватора.
— Хотя бы вы труну зробылы, да яму выкопалы. Он весь час служил советам... хлеб охранял...
— Мы поможем, бабушка, начальника еще нет, но он не откажет,— пообещали пограничники.
— Тут у самих хуже похорон! — сердито буркнул старшина, выглядывая из окна казармы. Он целую ночь просидел в засаде и, разбуженный дежурным, собирался встречать нового начальника заставы.
Старушка вздохнула, поклонилась в сторону старшины, как на портрет Николая угодника, и направилась, сгорбленная и жалкая, к калитке.
Пограничники провожали ее сочувственными взглядами. Старшина собрался было вернуть старуху, но в это время в ворота резко постучали. Дежурный с ключами метнулся к замку.
Железные створы ворот распахнулись и во двор вошел новый командир.
Выше среднего роста, стройный, в хромовых сапогах и легком летнем обмундировании, перехваченном по гимнастерке боевыми ремнями, он выглядел очень молодо.
— Здравствуйте, товарищи,— сказал он просто, как старым знакомым.
— Здравствуйте!.. Здравствуйте!..—ответили бойцы нестройно и вразброд.
Но это, видимо, особенно не заботило лейтенанта. Он снял фуражку , вытерев платком лоб, оглядел двор.
— Ворота выходят на запад. Так. Слева казарма. Справа трехстенный сарай. Под навесом сарая — будки служебных собак. Прямо — коровник. На линии ворот— конюшня. Дальше флигелек... Ага, не иначе, как хоромы начальника заставы! Правильно, товарищи, я сориентировался? — весело спросил он.
— Правильно, все правильно...— рассмеялись бойцы.
Дежурный подал команду «смирно» и подошел к Вьюгову, чтобы доложить. Тот сказал:
— Ладно! Вот приму заставу — тогда. Где-то там наши отстали, везут ларек. Небось заждались?
Грохоча по булыжнику, въехала подвода. Взбудораженные собаки натянули поводки и дружно залаяли. «Лебедь», белой масти дончак, которого чистил ефрейтор Каламбет, заржал и стал на дыбы.
В руках Вали, сошедшей с брички, затрепыхался аист. Лошади дернули, привставшая продавщица упала на чувалы. Из ее рук вывалились коробки, свертки, посыпались конфеты, пуговицы...
— Торговля началась!— сострил Хвостиков.
Грянул смех.
— Тише, вы!— спрыгнув с брички, прикрикнул на всех Лысогор и повел глазами в сторону Вали—капитан, мол, при смерти, а вы ржете.
Валя взяла на руки аиста, широко и странно, не то от боли, не то от жажды раскрывшего клюв, и направилась к флигельку. Поравнявшись с лейтенантом, остановилась.
— Ты где будешь жить,— в казарме или у нас поселишься?— в голосе ее прозвучала усталость, а неожиданное «ты» поразило бойцов.
— Не беспокойся, устроюсь, — Вьюгов передернул плечами и направился к старой костувчанке, которая по-прежнему стояла у ворот, не отнимая от глаз платка. Валя нагнула голову и пошла к флигельку. С порога еще оглянулась.
«Вот ото да!.. Они, видно, старые знакомые»,— хмыкнул Хвостиков.
— В чем дело? Что случилось, бабушка?— спросил лейтенант крестьянку.
— Горе случилось, сынку...
Вьюнов внимательно выслушал рассказ женщины.
— Значит, повесился и никакой записки не оставил?— задумчиво спросил лейтенант и больше не проронил ни слова.
Полчаса спустя два пограничника на одноконной повозке повезли старушку домой.
— Лысогор!—появился лейтенант на пороге казармы.
— Есть!— подбежал сержант.
— Подседлайте-ка, пожалуйста, тройку Зоек посвежее. Мне бы вон ту Зойку, мужского рода...— лейтенант показал на белого красавца жеребца, которого сосредоточенно чистил Каламбет.
— Лебедя?
— Да. Захватите и...
— Каламбета? Есть!
— Насчет врача я позвонил—пришлют на место происшествия.
Через несколько минут со двора заставы выехали; всадники. В лучах садившегося солнца они выглядели очень картинно.
Вьюгов — стройный и сосредоточенный; Лысогор — залихватский и повеселевший; Каламбет гибкий, с ястребиной осанкой.
— На боевой расчет!— как только закрылись ворота, скомандовал дежурный засмотревшимся бойцам.
Все побежали в казарму. Один Хвостиков «застрял» возле разъездного ларька. Он приценивался к безопасной бритве и вел игривый разговор с продавщицей.
Подошла Валя.
— Новый начальник уехал?..—спросила она Хвостикова, который, отложив свою покупку, сразу же навострил уши.
— На похороны уехал,— охотно затараторил ефрейтор.— Я слышал или мне так показалось, что... какое совпадение!.. Лейтенант вроде как бы ваш старый знакомый.
На черепичных крышах заставских построек от лучей садившегося солнца пухли яркие рыжие пятна. Лицо Вали тоже словно распухло. Она, казалось, сейчас расплачется навзрыд.