Он прошел в угол пещеры, где, как он заметил, было суше и куда не проникал туман.
Ему вспомнился дом. Он отгонял эти мысли, но они приходили с такой настойчивостью, что он больше не мог им противиться.
«Сегодня суббота, чтоб ее! Сегодня Францка выходит замуж! Ну да, конечно, в пятницу я вышел из дому, другого дня не мог выбрать! Может, все из-за этого и произошло».
Францка была третьим его ребенком, она была умная и добрая девушка, и он не препятствовал ее замужеству: «Пусть идет своей дорогой! Я ведь тоже шел своей. Она-то уж с пути не собьется, по глазам видно. И как раз сегодня меня не будет дома». У него было такое чувство, что это наказание за когда-то совершенный грех.
Может быть, плохо смотрел за стариком отцом. Пока были силы, старый работал, ходил в лес, тесал бревна, ездил на лошадях, сейчас уже не может. Сидит на печи, причитает, тяжело дышит, быстро устает и все жалуется, что он им в тягость и они ждут не дождутся, когда он умрет. Не ждут они вовсе его смерти, но помочь ему тоже не могут. «Молодые рвутся вперед и отпихивают нас в сторону, — говорит старый, — против закона природы пе пойдешь. Рождение, жизнь, смерть — разве это изменишь?»
Да и Пеструха в эти дни должна отелиться, и Баец стал думать о своей корове, которая казалась ему самой красивой из всех, что у него когда-либо были или будут. Он всегда любовался ею и радовался, хорошо зная, что его сосед Кобал ему завидует.
«Все это так, только я вот никак не выберусь из этой берлоги». Он присел на камень у входа в пещеру, как первобытный дикарь, глядя прямо перед собой в белую, слегка колышущуюся пелену. То ему представлялось, что она отсвечивает желтым цветом, то — синим, в конце концов он заметил вслух:
— Туман прядет и кружит, что твоя колдунья.
Мысли перенесли его в другое место.
Ему виделось, как из церкви выходят молодые. Они стоят на паперти и смотрят вокруг себя. Невеста раскраснелась, глаза заволокло слезами. Она еще очень молодая. Потом они идут вверх, по деревне, весело звонит колокол. Вот они входят в родной дом, усаживаются за накрытый стол. Из кухни на весь дом разносится запах жаркого. Кто-то оглядывается на дверь и произносит:
— Неужели отец в самом деле не придет?
В хлеве всю ночь и весь день переполох. Соседи битком набились. Понятно, Пеструха сегодня отелилась. Как раз тогда, когда его не было рядом, чтобы погладить ее. Корова смотрит на дверь, но нет того, кто бы принес ей слизать соль с ладони. Ладно, соседи придут, сделают это вместо него. Но Пеструха все равно смотрит на дверь. На белой шерсти у нее рыжие пятна, а глаза черные, как у его жены.
На печи сидит отец, он тоже в черном. Невеста любит его, и он любит невесту, поэтому она воткнула ему белую гвоздику в петлицу.
Снова смеркается. Туман больше не колышется, он уже ни прозрачный, ни желтый, ни синий, стена его снова неподвижна, и яркий свет за ней гаснет. Где-то в бесконечности снова угасает большой огненный шар, у входа в пещеру стоит, словно заклятый, человек, как он стоял на этом месте тысячу лет назад, и, как тогда, так и сейчас, больше всего ему хочется увидеть этот шар, потому что без него он не может сделать ни шагу; но именно этого ему и не дано.
Сразу у входа в пещеру лежит ворох налетевших сюда сухих листьев, из них Баец устраивает себе постель, пройдя немного вглубь. «Ну, это не то, что вчера, — думает он,— здесь сухо. Похоже, будто дверь в пещеру закрыта. Кто ее закрыл? Дверей-то вроде бы нет, а?» Непонятно все это, и именно потому, что непонятно, нужно покориться. И слепой тоже покоряется, и, может быть, как раз в этом его величие.
Когда он проснулся на следующее утро, белая стена спокойно и непроницаемо стояла перед ним. Некоторое время он глядел на нее, как на немого врага, и вдруг его прорвало:
— Пробиться!
Белая стена стояла, как высеченная, перед входом в темноту пещеры; здесь, внутри, и воздух был другой — суше и пах гнилью и так же, как белый океан снаружи, был неподвижен. Баец понял, что здесь столкнулись два незнакомца, две чуждые друг другу стихии.
Словно поддаваясь какой-то игре, он ступил в белую неизвестность, и весь день до полудня поднимался в гору. Иногда он попадал на островок, где не было тумана. Было действительно нечто странное в том, как туман стеной окружал это незанятое пространство, будто охраняя его. Баец остановился и перевел дух. Но как только он делал несколько шагов вперед, он снова оказывался в бесформенной белизне.
Деревья сегодня были другие, не такие, как вчера. Ведь и лес ждал избавления от белого плена и прихода света. Однако свет был слишком далеким и призрачным.