— Вряд ли это надолго, — сказал Бентли.
— Почему — вряд ли? — спросил, помолчав, Крэбб.
— Ну, может, с неделю продлится, да? — предположил Бентли. — Или… или дольше?
— Откуда в Лондоне возьмется еда? Где людям ее искать? — спросил Крэбб. — Через три дня люди начнут пожирать друг друга. Я слышал отвратительные слова, их произносили во тьме незримые голоса, милорд. У меня от этого волосы встали дыбом.
— Где тот воздушный шар, Бентли? — дрожащим голосом спросил лорд Жервез. — Мы… мы могли бы им воспользоваться? Мы должны вывезти отсюда леди Семпл, должны, иначе она погибнет!
Шар хранился в лавке возле газовой станции, но Бентли не мог его отыскать. Крэбб сказал, что знает, где находится газовая станция, и проведет их туда, если Бентли объяснит, где шар.
— Но что вы будете с ним делать, милорд?
— Поднимемся в воздух и улетим прочь, — сказал лорд Жервез. — Это вполне возможно.
— А газ-то нам останется? — спросил Бентли и хлопнул себя по бедрам, словно ему в голову пришло что-то важное.
— О чем ты, Бентли?
— На газовой станции больше нет рабочих, милорд!
— Нет?
— Мы с Крэббом пойдем туда и выключим все установки, если сможем, — сказал Бентли. — Выключим, пока весь газ не вышел.
— Давайте, — сказал лорд Жервез. — Какой ужас, у меня так болят глаза. Это сводит меня с ума. Бедная Джулия!
— Ты мне поможешь, Крэбб? — спросил Бентли.
Они вышли вместе и пошли по улицам мимо убитых людей, зарев пожаров и кошмарных звуков. И Бентли был слеп. Но зрение Крэбба сохранилось в голове слепого. Наконец, они добрались до завода и забарабанили в дверь, чтобы проверить, вдруг по счастливой случайности внутри кто-то окажется. На стук прибежал сторож; у него сдали нервы, он цеплялся за пришедших и плакал, жалуясь, что все бросили его одного. Но он жил прямо здесь, в отличие от остальных.
— Сколько газа у вас осталось? — спросили они его, и, когда к сторожу вернулась способность говорить, он сообщил, что газохранилище заполнено газом, но тот быстро утекает.
— Надо перекрыть вентиль, чтобы не тратить газ понапрасну! — крикнул Бентли. И они отключили газ, понимая, что этим принесли во многие дома еще более горький мрак. Но Крэбб пообещал принести сторожу еды, чем облегчил ему муки выбора.
— Лондону конец, — сказал сторож. — Я слышу жуткие вещи.
— Жуткие вещи творятся сейчас, — сказал Крэбб. — Но жуткие вещи совершались всегда, друг мой. Я слеп, но не настолько, чтобы этого не замечать.
— Ох уж эта слепота, — посетовал сторож. — Я даже закурить не могу. Ужасно. Мы все умрем?
— Когда-нибудь да, — сказал Крэбб. — Это очевидно даже мне.
Они с Бентли отправились на поиски лавки, где лежал воздушный шар, и в поисках Крэбб один раз сбился с пути и сказал об этом вслух. У Бентли кровь застыла в жилах, ведь Крэбб был теперь его зрением, его жизнью и жизнью тех, кого он любил. А любил он не только свою жену, но и Жервеза Норта с Джулией Семпл, ибо они были созданы для любви, а Бентли обладал добрым сердцем.
Но Крэбб все же сориентировался, и они вернулись на площадь, так и не отыскав ангара с шаром.
— Завтра попробуем снова, — сказал Крэбб.
На следующий день они попробовали — но безуспешно.
На другой день опять — и снова провал. Но Крэбб приносил им еду, очень неплохую еду — замечательные блюда в горшочках и банках.
— Чтобы их достать, я ходил на Пикадилли и разбил окно, — сказал Крэбб. — Сущая правда, так и было. Надеюсь, еда хорошая. В темноте не разглядеть?
Они тоже остались без газа.
— Мы можем попробовать, — ответили они. Но ощущался лишь вкус тумана — густого, плотного, желтого, вязкого как тесто тумана. И ужаса, ибо с улиц доносились скорбные крики, звуки смертей и убийств.
— А что там на дне мешка? — спросил Бентли, когда все горшки и банки с консервами были выставлены на стол.
— Украшения, должно быть, — ответил Крэбб странным голосом. — Я подумал, дамам они придутся по душе. Нашел их на мостовой в открытой сумке, пощупал — похоже на бриллианты. Подошел к соседнему магазину, разбил окно и нахватал с горсть. А почему бы и нет? Кому они теперь нужны? Лондон умирает. Но у вас-то есть шар.
И снова повисла тяжелая тишина. Крэбб ушел — сказал, попробует узнать новости. Он легко двигался сквозь мрак, фигура, сотканная из тьмы и ночи. Лондон превратился в преисподнюю: стояла тишина, но в тишине этой раздавались крики. Одни лошади падали замертво, другие бродили сами по себе. На улицах полыхали пожары, вызванные столкновением экипажей; мрачные тени горели в огне, жарили конину на скрытых от взоров языках пламени; кто-то танцевал в пьяном угаре и падал в костры. Многие предлагали краденое золото в обмен на еду, драгоценности за горстку пищи, выходили на охоту. Они говорили — голоса говорили, — что река уже переполнена плавающими на поверхности трупами, и пожары распространялись дальше. В ночи раздавались безумные женские крики и дичайший смех. Оказавшиеся на грани гибели люди играли с собственной смертью: бросались в огонь, совершали преступления и творили непоправимое. Некоторые исступленно звали своих жен и дочерей, кричали маленькие дети и заблудившиеся старики. В церквях не умолкли молитвы; проходя мимо одной, Крэбб слышал, как слепой органист взывает к небесам сумасшедшей музыкой. Безумец старался для него.