— Какой жуткий, ненормальный мир, — сказал Крэбб. — Тьма окутала меня много лет назад. Но слеп не я, а этот город.
Он заговаривал с людьми, и одни вели себя смиренно, другие же — дико. Ему пересказывали слухи, престранные. Удивительно, как быстро слухи распространяются в темноте. Бешеные толпы шагали на восток и запад, на юг и север, или пытались шагать. Но мало кто знал, куда идет. Говорили, один человек с компасом привел тысячу других к реке и упал в воду. В парках было полно скитальцев. Богачи высовывались из окон, предлагая заплатить тысячи и падали жертвами убийц, убивавших их за деньги, которых они даже не могли найти. Один человек разжег костер из банкнот. Чей-то голос рассказал, что грабители вломились в банк и мешками тащат оттуда золото. Мостовые были покрыты толстым слоем скользкой жижи, повсюду валялись трупы. Народ напивался на берегу реки и бросался в воду. Люди прыгали из окон и падали слепым бродягам на головы.
На железнодорожных путях стояла тишина, никакого движения. В низовьях реки сгрудились заброшенные корабли. На телеграфах тоже было тихо, люди разбежались оттуда. Телефонные станции опустели. Внешний мир бросил Лондон и отрезал его от себя. Город тонул в яме, лежал на дне колодца. И все эти новости Крэбб собирал и пересказывал друзьям по возвращении. Но еще он приносил еду, и они ели в темноте. Он принес вино, и они напились в ночи. Постепенно они потеряли счет дням и ночам. Но каждый день (или ночь) Бентли с Крэббом пытались отыскать место, где хранился воздушный шар.
На десятый день они нашли его. В тот день леди Семпл уже, казалось, была при смерти.
С огромным трудом, хоть им и помогал сторож, они дотащили шар до газовой станции, и к ним присоединился лорд Жервез, оставив Джулию присматривать за больной матерью.
— Это наш единственный шанс, дорогая, — сказал он ей, уходя.
Он поцеловал ее в темноте, а затем поцеловал умирающую — ибо она непременно умрет, если они не спасут ее из этой мглы, — и ушел вместе с Крэббом и Бентли.
Они работали вслепую; глаза болели и ничего не видели; сердца трудились на износ: вязкий и грязный воздух только ухудшался из-за пожаров, которые охватывали все больше домов из-за безрассудства и сумасбродства сбитых с толку людей. И снова на час небо вверху слегка прояснилось. Они смогли разглядеть друг друга. А потом опять наступила тьма. При помощи сторожа, ставшего их рабом, рабом Крэбба (который работал за троих и вел себя спокойнее всех), они принялись надувать огромный шар. В кромешной тьме приходилось действовать с величайшей осторожностью, чтобы не повредить гигантский корабль — их единственное спасение. Наконец это чудовище начало чудесным образом раздуваться, как огромный мухомор посреди ночи. Постепенно шар натягивал веревки. Мужчины смогли на ощупь определить его пропорции, и от этого волнение чуть отступило.
— Мы выберемся отсюда, — сказал лорд Жервез. Он жаждал жить. Он был молод, влюблен, мир казался ему огромным и прекрасным. Но Бентли оказался достойнее него, а Крэбб так и вовсе стоил их обоих, хоть и был простым солдатом, покалеченным в дурацкой битве в далекой Индии. Он понукал их выпить — поднять себе дух. Потому что ему нравился голос Джулии Семпл, потому что он вспомнил ее дар и был рад помочь ей и ее возлюбленному.
— Когда это все кончится, Крэбб, ты ни о чем другом и мечтать не станешь, — сказал Жервез.
— Я всегда буду мечтать о многом — или же ни о чем вообще, — отозвался Крэбб странным возбужденным голосом. Ибо до сих пор он никогда не любил женщину, хоть и целовал многих. А ту, которую полюбил, никогда не сможет поцеловать.
Внешний мир был им чужд. Они затерялись во тьме посреди Лондона, были отрезаны от всех. Но шар все рос и рос. А потом остановился. Газ кончился.
Той ночью слегка прояснилось (а на дворе стояла ночь, хоть они об этом и не знали), и четверо людей принялись за работу на заводе; они запустили установки, чтобы произвести больше газа. Крэбб был сильным человеком, а теперь стал еще сильнее. Он трудился сам и поддерживал остальных, заставил сторожа, этого беднягу, делать все, на что тот был способен. Благодаря ему сторож почувствовал себя храбрецом. Это дар сильных людей, дар, по которому их можно распознать. Наконец шар встал ровно, и веревки, прочно прикрепленные к старому котлу, натянулись.