Последующие несколько дней мы несколько раз меняли участки своей рыбалки, но кроме нескольких тайменей среднего размера, больше ничего примечательного для нас не поймали. Впрочем, и таким результатом я остался доволен, попутно добыв ружьём зайцев, расплодившихся за прошедший год по приречным тальниковым зарослям, - чем и остался доволен, посчитав отпуск состоявшимся. Мне ещё пару раз "повезло" окунуться в "тьму" молочного тумана, но уже на Ладоге, и в низовьях Вуоксы, и оба раза - мне удача не изменила, простив мою безалаберность, и лишь слегка пощекотав нервы. Один из своих давних отпусков я провёл, живя на дачном участке своего друга, предоставившего в моё распоряжение не только жильё, но и лодку, с десятисильным мотором "хонда", который позволял мне быть несколько мобильней, чем владелец пары вёсел. Обычно, я занимался ловлей леща "на кольцо", что, как правило, не требовало от меня средств для скоростного передвижения по воде, но, привычно, удерживало меня якорем на больших глубинах реки, в центре стрежневого её течения. Недалёкое устье Вуоксы манило, и явно провоцировало меня на поиски неприятностей, которыми богата осенняя Ладога, на которую, и за которыми я однажды и отправился, в надежде на что-то более привлекательное, чем лещи. На рыбалку отправился утром, но, что-то вроде шестого чувства заставило меня взять с собою достаточно мощный налобный фонарь, размеры которого не позволяли излишне беспокоиться о нехватке места в лодке, или о его весовых излишествах. Справа, сразу за устьем Вуоксы, прибрежное мелководье Ладоги занято зарослями тростника, в которых, кроме щук, - ловить нечего, и я сразу отправился к каменной гряде, расположенной метрах в трёхстах от берега, где надеялся поймать судака, а, если повезёт, - то и лосося. Ожидание удачи может быть длительным занятием, а терпение, как известно, одно из лучших качеств: что охотника, что рыбака. Не лишен этих качеств - и я, что отменно и демонстрировал почти весь световой день, утешая себя уговорами, похожими на те, что присутствуют за карточным столом, где утешением неудачливому игроку может служить расхожее присловье: "Карта - не лошадь, к утру - да повезёт!" До утра ещё далеко, как далеко и до исполнения моих желаний на достойный улов. Час назад мимо меня пролетел большой катер, на котором совершала увеселительную поездку группа горланящих "сэров и мистеров" российского исполнения. Пара из них вооружена ружьями, цели для которых поблизости от себя я не видел, но выстрелы прозвучали в недалёком от меня расстоянии, что не заставило этот катер хотя бы на минуту снизить скорость, из чего я сделал вывод, что целью для их стрельбы могли быть опорожненные бутылки. Катер, развернувшийся в отдалении, мимо моей лодки прошел в нескольких метрах, волной положив мою, стоящую на якоре лодку, почти на бок, и я едва не выпал из неё. Эта гопота явно нарочно пыталась добиться чего-то подобного, и новый взрыв хохота - подтвердил это моё, - нелестное в их адрес предположение. Я сижу в лодке лицом к устью Вуоксы, и ничего, что творится за моей спиной (на озере) - давно не вижу. Ветра нет, и Ладога, шум которой в ветреную погоду доносится до дачи Петра - моего приятеля, - сегодня молчит. Сама же его дача расположена километрах в трёх от берега Ладоги, на самом краю соснового бора, широкая стена которого, словно спина исполина, служила в Ладожские шторма весьма надёжным укрытием его участку. Пока всё спокойно, но моя рыбалка, надежды на которую я ещё не потерял, выглядит довольно паршиво, если не считать нескольких крупных окуней, да пары судаков. Осталась надежда только на лосося, возможность поймать которого может сохраняться до ночи. Я терпелив, но бесполезность моих спиннинговых попыток уже раздражает меня своей монотонностью, а раздражение - худшее из моих состояний. Меня поначалу не удивил слишком ранний сумрак, как будто повисший над водой, а слегка посеревшее небо в сентябре - явление обычное. Главное, что успокаивало - это полный штиль на озере, и относительно недалёкое от меня устье Вуоксы, куда, в случае чего-то непредвиденного, мне будет легко ускользнуть. С этой мыслью, вернее, - руководимый ею, я провёл на своей якорной стоянке ещё не менее получаса и впервые оглянулся назад только тогда, когда заметно потускнела поверхность воды, так потускнела, что даже полёт блесны и место её падения в воду, я уже перестал отмечать. Сказать о том, что я решил оглянуться не совсем вовремя - ничего не сказать; буквально в пятидесяти метрах от меня на лодку катилась волна туманного облака, толщу которого визуально определить было невозможно. С судорожной поспешностью я попытался сняться с якоря, но тот застрял между камней, по всей вероятности, плотно вклинившись своими лапами между ними в момент, когда катер гуляющей "элиты" нашего общества едва не перевернул мою лодку, заодно, едва не вытряхнув меня в воду. Лапы моего дрека плотно вклинились между камней, и ни в какую не поддавались моим усилиям освободить их из каменного плена. Дёргая верёвку якоря, я перестал следить за окружающей меня обстановкой, и давно потерял направление, в котором нужно было искать устье Вуоксы, так как туман полностью скрыл от меня все ориентиры, которые, казалось бы, потерять было невозможно. Кругом полная тишина, а с берега, направление на который я потерял, - не доносится ни звука. Даже эта хмельная компания, получасом ранее галдевшая во всю глотку - внезапно затихла, по всей вероятности, разойдясь по домам. И тут, я совершил ошибку, размеры которой оценил только минут через двадцать. Я перерезал якорную верёвку и теперь свободно дрейфовал в сторону от устья Вуоксы, а течение несло меня с той же скоростью, с какой несло обрывок сигаретной пачки, который я опустил на воду, надеясь поймать направление течения, чтобы по нему найти устье реки. Запустил двигатель и на малом газу пытался приблизиться хоть к какому- нибудь, едва заметному ориентиру. Десять минут блуждания по кругу - ничего мне не дали, кроме ощущения, что я, похоже, ухожу в Ладогу, удаляясь от Вуоксы. На этот раз меня стал беспокоить объём горючего оставшегося в баке, который перед выходом на озеро был довольно ограниченным, так как дальних вояжей я для себя не планировал, решив для себя ловлю рыбы провести на глубинах речного фарватера, имеющего продолжение в месте впадения реки в озеро. С потерей якоря я потерял возможность определять и сами глубины, уйдя от них в сторону. Какую? В туманной мгле, в которой я оказался, я с большим трудом видел даже нос своей лодки, не говоря о том, что даже поиск каменной гряды, рядом с которой я недавно стоял на якоре и где можно было надеяться на шум плеска воды в них - всё стало для меня загадкой. Немного успокоившись, я решил попробовать получить отклик эха, который можно было получить только от крутого, покрытого лесом берега. Стал стучать по котелку, лежавшему под моими ногами, а чтобы пробы мои не стали пустым занятием, я стал описывать на малом газу круги, время от времени останавливаясь, отключая мотор и гремя гаечным ключом по своей посудине. В какой-то момент мне показалось, что я услышал отклик от берега эха, и наудачу направил лодку направо - в сторону, где я предполагал - был берег. На всякий случай, остановив двигатель и достав из коробки с рыбацкими принадлежностями пенопластовый поплавок с привязанной к нему жилкой, я опустил его за борт, и он, к моей радости, заскользил вдоль борта лодки к корме. Выудив поплавок, я вновь запустил двигатель и на самом малом газу пошел навстречу, как я предположил, течению. В одном месте лодку болтануло из стороны в сторону, и я понял, что вхожу, наконец-то, в устье реки, где мне следовало держаться левого берега, вдоль которого имеются фарватерные глубины. Ориентиров по-прежнему нет, а густота тумана даже усилилась, став окончательно непроницаемым для меня препятствием. Иду на малом газу, и лодку, если я смещаю её влево - слегка побалтывает при приближении к каменным отмелям, в средней части реки более выраженным. Иду самым тихим ходом, боясь врезаться в мостки, из которых устроены причалы для катеров местных землевладельцев, дома которых и их участки охраняются сторожами. Метров через двести я сместился от левого берега к центру реки, помня о том, что следую точно по фарватеру. На всякий случай, включил налобный фонарик, толку от которого нет ни какого. Его свет упирается в стену тумана буквально в двух метрах от носа лодки. В один из моментов из туманной мглы до меня доносится заряд отборного мата, и буквально в паре метров слева от себя я разглядел мутно - желтое пятно, свидетельствующее о том, что ещё один сумасшедший рыбак сидит "на якоре", расположившись на самой середине реки. Проклиная всех рыбаков мира, и себя в том числе, заставил лодку вильнуть в сторону от неуёмного слуги азарта и продолжил свой путь, удвоив осторожность. Никогда в жизни мне ни разу не приходилось встречать тумана такой густоты, тем более, в столь неподходящих для этого условиях, и я потратил почти час на то, чтобы приблизиться к своему причалу, который был нами устроен около функционирующего летом парома, рядом с которым стоял балок паромщиков, теперь занимаемый рыбнадзором. Один из них, скорее всего, выйдя из балка по нужде, услышав работу моего мотора, догадался включить мощный фонарик, свет которого я едва разглядел и благодаря которому не проскочил мимо своего пристанища. Мужик, принявший от меня чалку, был явно удивлён моему появлению и вполне резонно поинтересовался тем, где меня носили в такую пору, черти?