Гамос Лина
Туман
Я прекрасно помню проплывающие мимо окон автомобиля одинаковые дома пригорода с ухоженными лужайками, детей, играющих в мяч на самом краю тротуара. Потом машина минует жилые кварталы, выезжает на шоссе и в окно становится смотреть гораздо неинтересней, до тех пор, пока автомобиль не поворачивает на узкую асфальтированную дорогу, и мы не оказываемся под тенью громадных деревьев глухого леса, виденного мною до этого только на картинках. В стороне показались дома небольшой деревни, раскинувшейся на пологом склоне, дорога вилась лентой мимо, дальше, вглубь дремучего леса, через распахнутые кованые ворота с почти игрушечным домиком привратника. Петляла, поворачивала и вот, взобравшись на мгновение, словно застыла на возвышенности, давая мне возможность восхищенно замереть глядя на потрясающую красоты картину. Дом, настоящий дворец, раскинулся вдоль берега искрящегося озера, переливался яркими всполохами оконных стекол, поражал воображение утонченными линиями монументальной архитектуры. На самом деле, молчаливый водитель в униформе и не думал притормаживать, чтобы позволить пассажирке полюбоваться на живописный вид, но тогда мне представилось, что он сделал это для меня. Автомобиль свернул на подъездную аллею, объехал дом и мягко качнувшись, остановился возле бокового входа. Мне открыли дверь, и я вышла, притихшая и несколько оглушенная увиденным вокруг великолепием. Пожилая женщина в форменном платье провела меня по длинному коридору, через холл, коротко постучала в высокие двойные двери и только после этого распахнула их, пропуская меня вперед.
- Санай.
Служанка закрыла за мной двери, и я застыла, испуганно глядя на горделиво восседающую в кресле ухоженную красавицу с тщательно завитыми в блестящие локоны волосами и нарядном платье.
- Подойди, девочка.
Изящный взмах руки сопровождал ее слова, я послушно подошла и остановилась прямо перед ней. Какое - то время она пристально рассматривала меня, брезгливо кривя губы, прерывисто вздохнула и обратилась страдальческим голосом к кому - то за моей спиной.
- И что ты об вот этом думаешь, Кхан?
Я обернулась и увидела молодого мужчину, такого же темноволосого, как и незнакомая передо мной женщина, такого же красивого и холодного. Длинные пряди волос почти касались плеч, прямые брови, пронизывающий взгляд из под длинных ресниц, прямой нос и четко очерченный рисунок губ. Он не смотрел на меня, он смотрел на женщину и курил, глубоко затягиваясь и выдыхая ароматный сизый дым.
- Отправь ее в местную школу, переговори с директором, пусть за ней присмотрят.
- Но потом...
- Потом она станет взрослой и послушной девочкой, не так ли?
Мужчина взглянул на меня своими прозрачными глазами и неожиданно улыбнулся, холодно и неприятно. Женщина нажала кнопку на пульте и в дверях тут же возникла прежняя пожилая женщина в форменном платье.
- Ильди, проводи девочку в приготовленную для нее комнату и объясни местные порядки.
Красивая женщина с завитыми локонами была Ванессой Аканти, мужчина, на самом деле, тогда еще юноша, ее младший брат Кхан Аканти. Я же была их неожиданным подарком от среднего брата, женившимся на моей матери и удочерившим меня. Они погибли в автокатастрофе совсем недавно и поэтому новые родственники забрали меня из частной школы и привезли в свой фамильный дом. Они хотели взглянуть на неизвестную девочку, отхватившую четверть состояния согласно составленному завещанию их непутевого брата. Тогда я обо всем этом не подозревала и довольно быстро освоилась в доме, перезнакомилась со всей прислугой и осенью переполненная радужными мечтами отправилась в местную школу, расположенную в той самой деревне, что я когда - то проезжала в автомобиле. Увы, мои мечты остались мечтами, такими же, как и в той ужасной частной школе с заносчивыми преподавателями и еще более противными учениками. Каждая девочка и каждый мальчик в классе знали, что я прихожусь дочерью недостойной женщине, занимавшейся немыслимым развратом. Сомневаюсь, что они знали значение этого слова, но произносили все это с неимоверным апломбом, доводя меня до слез от незаслуженных оскорблений и обиды. Меня дразнили, толкали в спину, вытряхивали учебники из сумки на пол, я жаловалась учителю, но та смотрела на меня с таким гадливым выражением на своем симпатичном личике, что я перестала плакаться и заодно обращать внимание на неприятные слова одноклассников. Школьных друзей у меня не было, но в доме проживали две дочери Ванессы, почти моего возраста, и они - то со мною играли. И иногда, с разрешения матери, но меня приглашали в их комнаты. Вот уже где было множество восторженных вздохов. На полках стояли куклы, сидели пупсы и пушистые медведи, кругом была расставлена игрушечная мебель, в углу стоял огромный телевизор, и сестры постоянно переключали каналы, по которым показывали мультфильмы. Я же тихонько опускалась на самый краешек стула и обводила восхищенным взглядом все это великолепие. Девочки показывали мне свои новые игрушки, я искренне восторгалась и, тогда мне позволяли взять какую - нибудь из кукол, просто подержать, потрогать ее шелковое платье, коснуться ее мягких волос, дотронуться до крохотных туфелек. Это были моменты самого настоящего счастья, ни чем не замутненного, без неприятного осадка, который появится много позже, когда я пойму, что была для них немногим больше забавной домашней зверушки. Сестры посещали другую школу, в городе, и каждое утро мимо меня, шагающей в деревню, проплывал лимузин, увозящий их на занятия. Они не были ко мне добры, но они не делали мне гадостей. Я никому не была нужна, на меня все смотрели, как на пустое место, мама, занятая только собой, отчим, занятый моей мамой. Учителя, полагающие ниже своего достоинства, тепло относится к незаконнорожденной девочке, дочери стриптизерши, одноклассники, считающие меня недостойной их общества, прислуга, думающая о том, что им не платят за тепло для сиротки. Но я привыкла к подобному отношению, я выросла за кулисами, тихо играя где - нибудь в уголке, чтобы ни кому не мешать, пока мама очаровывала своим выступлением восхищенных зрителей. Теперь же я прилежно училась, не баловалась на уроках и слушалась учителей. Осень сменилась зимой, зима весной, все вокруг меня менялось и вот уже Ванесса принимает решение перебраться в городской дом, откуда дочерям будет удобней посещать лекции в университете. Мне же предстояло закончить выпускной класс и успешно сдать экзамены. Я надеялась, если не поступить в университет, то хотя бы набрать достаточно баллов для обычного колледжа, без претензий на престиж, но возможность получить место в кампусе. Думала найти работу, чтобы было, на что себя содержать. За все эти годы мне множество раз напоминали о том величайшем одолжение, что совершило для меня семейство Аканти, приняв под крышей своего дома. Я должна была быть им благодарной, и я была им искренне признательна за заботу. Этот дом был единственным местом, где я чувствовала себя защищенной от злобных насмешек и неизменного шепотка деревенских кумушек за моей спиной. Я выросла, но, по-прежнему, была самым желанным объектом для сплетен в школе. К тому же и моя внешность оставляла желать много лучшего, тоненькая, с волосами мышиного оттенка, с огромными глазами и большим ртом, нелепая одежда лишь подчеркивала все недостатки моей фигуры. И одевалась я хуже всех в классе, хуже всех в школе, хуже всех в деревне и много миль вокруг нее. Осенью, зимой и весной я ходила в одном и том же пальто и мужских ботинках со шнурками, трикотажные колготы и форменное платье горничной, неумело перешитое мною, довершали потрепанный вид и являлись неиссякаемым источником для язвительных насмешек в школе. Портфель был тоже старым, именно с ним я пришла сюда когда - то учиться. Конечно, он немного поистерся, но служил мне верно и преданно, хотя я и надеялась сменить его на нечто более достойное в колледже. Я исправно шагала по утрам в школу, выполняла домашние задания, даже заменяла прислугу, стряхивая пыль и намывая посуду под неизменные слова окружающих о том, что моя неблагодарность просто возмутительна. Я чувствовала себя виноватой и честно пыталась исправиться, но у меня не получалось лучше учиться, я была посредственным учеником, о чем мне неустанно повторяли учителя, я старалась лучше выполнять домашние обязанности, но экономка выразительно морщилась, брезгливо глядя на то, что я делала. Я была никем и стала меньше чем ничем, недоразумение и сплошное разочарование. Серая посредственность с отталкивающей покорностью и несуразной внешностью, ни чем не отплатившая за несказанное великодушие семьи Аканти. Но было одно место, где я превращалась в красивую девушку и блистательного собеседника. Моя комната располагалась в чердачном помещение и, кроме меня, здесь больше никто комнат из прислуги не занимал. Когда я закрывала дверь и открывала книгу, меня тут же окружали другие люди и увлекательные события. Я танцевала на балах, гуляла в городском парке под руку с учтивым джентльменом, была остроумна и мила, моей красотой восхищались, мне признавались в любви, я была им нужна и там я была счастлива. Сколько же всего я совершала, закрывшись книгой от окружающего меня быта, подвиги, героические поступки, важные открытия. Я надеялась, что колледж все изменит, я смогу понравится новым знакомым, у меня появятся друзья, не вымышленные, они будут на самом деле, и ... провалила все экзамены. Никто не был этим удивлен, только я, ведь я надеялась на что - то лучшее для себя, что - то кроме места младшей горничной в фамильном доме Аканти, но я должна была быть благодарной им за то, что они приняли сироту, и я была благодарна. Возможно там, в городе, среди незнакомых людей меня не ожидало ничего замечательного и волшебного, здесь же к моим ошибкам относились терпимо, и в доме была прекрасная библиотека. Я читала и мечтала, представляла себя успешной бизнеследи или сногсшибательной красавицей, ложилась спать, просыпалась и снова мыла посуду, стряхивала пыль, чистила ковры, остроумно отвечая на особенно обидные комментарии экономки и остальных горничных, тихо, шепотом, про себя, чтобы никто не услышал моих слов. У меня были мои книги и вымышленные друзья, я не была совсем одинока.