Он перекатывается на спину, какое - то время лежит, пытаясь отдышаться и выровнять дыхание, потом лениво тянется к прикроватному столику, берет сигарету и прикуривает.
- С Энтони будешь видеться по выходным, - он приподнимается на локтях, чтобы взглянуть на меня. - Знаешь, как в частной школе, за примерное поведение полагается награда в виде пирожного или конфет. Я позволю общаться с сыном при условии того, что ты будешь стараться угодить мне. Повторяю, Сани, мне нужна образцово - показательная супруга, нежная, трепетная лань с преданным взглядом и неистребимым желанием ублажать малейшие прихоти дорогого супруга.
Он затягивается сигаретой и курит молча какое - то время, затем добавляет уже не глядя в мою сторону:
- Что же касается тошноты, забудь, чем лучше притворство, тем сильнее мое желание вознаградить тебя за труды.
- Я буду обязана прекрасно выглядеть и ничего не делать, тебе нужна бессловесная игрушка?
- Хочешь поработать?
- Это лучше, чем сидеть запертой в комнате.
- Мне нужен секретарь, - Кхан затягивается, глядя на меня сквозь насмешливый прищур. - Здесь, в поместье, отправка почты, сортировка писем, ничего важного, но это должен кто - то делать.
- Я могла бы помочь...
Я приподнимаюсь, машинально стягивая на груди разорванное в порыве страсти платье, унижаться не хочется, но кого и когда интересовало мое мнение? Пришла пора забыть о том, что было совсем недолго, не вспоминать их имен... Кхан единственный важен, нужно взрослеть хотя бы ради возможности быть с сыном. Он долго и пристально изучает меня тяжелым взглядом из-под длинных ресниц. Молча тянется к столику, грубо давя сигарету в пепельнице, поворачивается ко мне и, кивая в сторону стула у стены, приказывает:
- Танцуй для меня.
Я послушно сползаю с кровати, иду к стулу, ставлю его посередине спальни, так, чтобы ему было отчетливо видно. Кхан нажимает кнопку пульта, и комната наполняется медленной чувственной музыкой.
К вечеру того дня, сговорчивая и умелая шлюха, получила право видеть собственного сына не только на выходных, но и среди недели. Она была также принята на место личного секретаря Кхана после обольстительно проведенного собеседования. Наверное, он был прав, не особенно обольщаясь на счет ее моральных принципов, она с легкостью научилась продаваться, выгодно торгуясь за то, что было дорого для нее. Она не хотела попасть в подвал, она не хотела становиться тенью и, если для этого, нужно было встать на колени, она встанет, потому что он все равно поставит... или пристрелит. Наверное, она все же сломалась в тот вечер, когда не стало Вила и Сюзи, перестала бороться за что - то спрятанное глубоко внутри нее, то, что столь трепетно оберегала, закрывая ото всех, ее мечты, заветные и лелеемые, напрасные и совершенно не нужные. Зачем придумывать для себя другой мир и другую жизнь? Кхан не отпустит, побежишь, он найдет и дорогие ей люди будут уничтожены снова, снова и снова только потому, что он решил стать для нее единственным. Нельзя ни к кому привыкать и привязываться, никаких чувств, которые позволят причинить ей боль. Она же никто, слабая, безвольная игрушка с остекленевшими глазами и золотыми, тщательно завитыми локонами, послушная, исполнительная... внутри изломанная и пустая. У нее есть сын, может, стоит попытаться сделать так, чтобы ей позволили остаться его матерью. Он любит ее... любой... даже вот такой, униженной и сломленной... это мужчина ее мечты...
С Ванессой я столкнулась неожиданно, пробыв в поместье чуть больше полугода. Энтони совсем привык к огромному дому и давно перестал пугаться гулкого эхо его парадных залов с лепными потолками и зеркально - натертым паркетом. Дом ему нравился, одна сплошная игровая площадка, оригинальный трек для его новенькой спортивной машинки. Это я все не могла свыкнуться с высотой потолков, антикварной мебелью и картинной галереей с длинными рядами портретов семейства Аканти. Возвращаясь со стопкой просмотренных писем в кабинет Кхана, я не смотрела по сторонам, пока не наткнулась на препятствие в виде этой ухоженной стервы. Классическое платье до середины колена, туфли и сумка в тон, брезгливое выражение породистого лица.
- Все еще не найдешь смелости покончить с собой?
- И вам приятного дня.
Я уже не та забитая девочка за обеденным столом, могу ответить, Кхан все же пришел к выводу, что его супругу должна уважать хотя бы домашняя челядь. Надеюсь, что и к его драгоценным родственникам это тоже будет относиться, грубить я не собиралась, но и вытирать о себя ноги не позволю, для этого мне вполне достает Кхана.
- Слышала, он стал тебя меньше бить и больше трахать, - Ванесса вызывающе скалится. - Выглядишь чрезвычайно довольной собой.
- Смотрю вас так никто и не подобрал, чтобы хорошенько удовлетворить.
Я тоже умею огрызаться, Сюзи научила, я ведь когда - то была свободной, имела право быть собой и делать то, что захочу.
- Ты, что себе позволяешь, дрянь.
Она буквально шипит и капает ядом, я насмешливо добавляю:
- Согласна, в вашем возрасте вряд ли можно встретить достойного кандидата, хотя бы в любовники, если только прислугу заставить.
- Жалкая шлюха...
- Удовлетворенная шлюха, у вас же, после сбежавшего с секретаршей муженька, вряд ли кто - то появится. Сколько лет прошло, - я наслаждаюсь ее искаженным злобой лицом. - Вы стали старой.
- Кхан подобрал тебя...
- Он на мне женился, это разные вещи, не находите?
- Всего лишь вещь, он принимает душ, в тебя спускает излишки спермы, нравится быть его вещью?
- Очень, - я высокомерно смотрю в глаза ошарашенной светской стервы. - Особенно теперь, когда поняла, что и с ним можно договориться.
- Возомнила себя единственной...
Голос Ванессы сочиться ядом, но внезапный окрик Кхана со ступенек лестницы обрывает ее предложение. Он спускается вниз и становится рядом со мной, натянутой, словно струна от страха перед предстоящим наказанием. Я заигралась во вседозволенность, меня поставят на колени, запретят видеться с сыном. Сама виновата. Смелость, гордость, чувство собственного достоинства невиданная роскошь для ничтожества, вроде меня. Зачем сорвалась? Молчала же до сих пор, угодливо улыбалась и получала желаемое. Кхан слишком долго позволял почувствовать себя человеком... и меня занесло.
- Она, мать моего сына, Ванесса.
- Случайное обстоятельство, не более того, это у нее наследственное, выгодно пристраиваться под опеку обеспеченного мужчины.
- Я просил оставить подобные высказывания в отношении Сани.
- Энтони, рано или поздно, узнает всю нелицеприятную правду.
Градус в холле понижается до критического минуса, инеем покрывается мебель и поддергивается ледяным узором окно.
- С этого дня этот дом закрыт для тебя.
- Это и мой дом тоже.
Ванессу не запугать.
- Я являюсь единственным распорядителем финансов, - представила зазмеившуюся по его губам усмешку и невольно вздрогнула. - Хочешь, сокращу содержание?
Она задирает подбородок и стискивает зубы, глаза мечут молнии, но Ванесса молчит и ее можно понять, дочери выходят замуж, оплачивает торжество Кхан. Стук каблуков ее туфель, грохот захлопнувшейся двери и... тишина. Я смотрю перед собой, боясь взглянуть на того, кто стоит рядом. Вздрагиваю, когда он берет меня за плечо, вталкивая в двери своего кабинета. Гордость не мое. Смелость не мое. Трусость и умение вовремя заткнуться, вот наше все. Интересно, уже можно ползать на коленях, униженно выпрашивая не лишать меня встреч с сыном?
- Я же обещал изменить отношения между нами.
Уже слышала и испытала на собственной шкуре.
- Зачем эти дрожащие губы и руки.
Прикусываю нижнюю губу, стискивая пальцы в кулачки. Слишком быстро. Выдыхаю, пытаясь расслабиться. Разжимаю пальцы, пытаюсь улыбнуться, но глаз не поднимаю. Тени скользят по полу, уродливые темные пятна. Кхан размеренно ступает, выхаживая прямо передо мной. Менторский тон, знакомые слова назидания и липкий страх, скользящий вдоль взмокшей спины.
- Мне приятно, что ты осмелела настолько, что даже попыталась дать отпор нападкам Ванессы. Я сделал многое, чтобы изменить тебя, превратить из забитого животного обратно в разумную и ухоженную женщину. Энтони заслуживает обоих родителей, а ты прекрасная мать. И мне тоже приятней иметь в спальне обольстительную девушку, вместо запуганного и постоянно дрожащего существа.