- Я выступил против семьи, ожидая хотя бы признательности, но у маленькой забитой мышки другие планы, она хочет уйти от меня.
Я тупо улыбаюсь и молчу, слезы катятся из широко распахнутых глаз и Кхан наклоняется ближе, неожиданно ласково стирая влажные дорожки с моего застывшего лица.
- Ты думаешь, только я виноват во всем этом, - он слегка тянет высокий ворот моего платья, едва касаясь кровоподтеков. - Я влюбился, Сани, я медленно тону в твоих огромных наивно распахнутых глазах. Давно утонул, ты и не помнишь, конечно. Для тебя это всего лишь обычный день, когда ты обернулась, услышав шум подъезжающей машины, внезапно, совершенно неожиданно и ветер растрепал твои волосы, бросил в лицо и, ты улыбнулась, ослепляя блеском глаз и сказочностью улыбки. Тебе было семнадцать, я старше на десять лет, вполне допустимо, но ни когда это касается маленькой сиротки. Ты несовершеннолетняя, я не могу прикоснуться к тебе...
Грустная усмешка, сожалеющий взгляд, его ненужное признание.
- Прекрасной и недосягаемой, изящной, завораживающей, такой притягательной... Знаешь, я мог подолгу наблюдать за тобой, за тем, как ты старательно обмахиваешь пыль, чуть покусывая губу, такая трогательная и милая. Ты словно делала одолжение, снизойдя до прислуги, не осознанно, но с поистине королевским пренебрежением. Той зимой я приехал с женщиной, но это не отвлекало меня от главного развлечения, следить за тобой. Потом наткнулся на тебя в библиотеке... и больше не смог отказывать себе в удовольствие касаться тебя, ты стала моей с первого же прикосновения...
Кхан встает с дивана, затягивается, глядя на меня сквозь сизый ароматный дым, я безотчетно вздрагиваю, и он натянуто смеется, наклоняется, упираясь руками в спинку дивана по обе стороны от меня, его губы касаясь моих волос, практически шепчут:
- Ты не любишь меня и этим почти убиваешь, я же не могу без тебя и опускаюсь до мести, насилуя, возвращая тебе свои несостоявшиеся желания.
Он скользит губами вдоль запрокинутой шеи.
- Думаешь, только у тебя разбиваются мечты? Я тоже несколько иначе представлял наши отношения, слишком привык считать себя выгодной партией, не ожидал, что мне обломится от служанки с бездонными глазами и королевской грацией. Меня сколько угодно можно считать циничным подонком и эгоистом, но мои деньги искупают все, любые недостатки, но только не для тебя, видимо.
Он снова затягивается и тушит сигарету, давя ее в пепельнице, опускается на диван, тянет меня к себе на колени. Просто гладит по волосам, распускает незамысловатую прическу, рассеяно перебирает локоны.
- Я почти поверил в то, что между нами будут взаимные чувства, но ты отвела мне пьедестал героя и влюбилась в другого. У меня был повод разозлиться, не правда ли? У меня есть повод для наказания и теперь.
Я судорожно втягиваю воздух, напрасно пытаясь успокоиться и сдержать слезы, но плечи предательски дрожат, показывая ему мою слабость и мой страх.
- После отъезда Ванессы, милая, - я чувствую нежное скольжение его губ вдоль шеи и стискиваю кулачки. - Мы спустимся в подвал, Сани, небольшое развлечение для покорной невесты.
- Пожалуйста...
Я боюсь на него взглянуть, даже пошевелиться, мой жалкий шепот прерывается.
Ванесса презрительно кривит губы и холодно цедит слова, пристально смотрит на меня, но обращается исключительно к Кхану. Я не исчерпала запас своего везения, она категорически против нашего брака, сиротка недостойна имени Аканти. Она что - то говорит ему, яростно жестикулирует, с нее давно слетел флер холодной светской дамы. Желание Кхана жениться на неподходящей девушке выбивает из под нее уверенность. Я же улыбаюсь, демонстрирую безукоризненные манеры и даже вставляю несколько фраз о погоде, немного не к месту и меня никто не слушает, но я продолжаю играть согласно его приказу. Я должна показать его сестре, что мое воспитание не безнадежно и я весьма не дурна собой, поэтому на мне длинное вечернее платье, достаточно закрытое, чтобы не показать стороннему наблюдателю некоторую склонность Кхана к своеобразным забавам, но поверх гладкого шелка достаточное количество украшений.
- Она вульгарна и глупа, она не может стать твоей супругой, ты станешь посмешищем, только попробуй представить ее обществу.
- Я хочу ее.
Его голос звучит почти равнодушно и немного устало, словно он не хочет ничего доказывать, Ванесса срывается на крик и бросает салфетку в тарелку с десертом.
- Нам нужны наши деньги, но для этого совсем не обязательно привязывать себя к шлюхе.
- Наши деньги вернуться к нам много быстрее...
- Я не считаю допустимым подобное, она же полностью в твоей власти, зачем что - то менять?
- За тем, что она станет немного старше и быть может умнее, и уже не подпишет документы с похвальной готовностью, отказываясь в нашу пользу от своей части наследства. Мы возвращаем полную власть над компанией, без оглядки на Сани и ее мнимые возможности.
- Не слишком ли завышена стоимость?
- Я на многое готов для семьи, - он усмехается. - Даже жениться на красивой девушке...
- Я промолчала, когда ты уложил ее в постель, это твое право, я не возражала, Кхан, но...
- Она станет моей...
Кхан тоже повышает голос, они снова кричат друг на друга и неожиданно замолкают.
- Очень снежная зима.
Мое безобидное замечание почти гремит во внезапно наступившей тишине. Ванесса слегка поворачивается в мою сторону, обдавая волной ненависти, и зло бросает:
- Заткнись, дрянь.
Потом встает из-за стола и говорит Кхану:
- Хочешь ее, получай, наверное, ты прав, мы вернем деньги, и она станет тебе замечательной супругой, я подпишу все необходимые бумаги.
Моя улыбка примерзает к губам, я не вижу, как они выходят из столовой и, не замечаю, как он возвращается обратно. Я ничего не чувствую, только липкий ужас. Кхан берет меня за дрожащую руку и тянет за собой. Мы спускаемся в подвал, дверь знакомо скрипит мерзким скрежетом плохо смазанных петель, под потолком вспыхивает тусклая лампа. Он тянет молнию платья, касается губами плеча, заставляет упереться в стену, прогнуться, я ничего не чувствую, даже страха. Отстраненно воспринимаю его слова и движения, до тех пор, пока удар не сбивает с ног и, падая, я не путаюсь в длинном вечернем платье.
- Твой страх уже не вызывает удовольствия, Сани, только сожаление.
Он не оставляет меня в подвале, мы поднимаемся наверх, в спальню, я сама тянусь к нему, слишком признательная за проявленную внизу жалость.
В ночь перед свадьбой он позволил мне вернуться в прежнюю комнату и, закутавшись после душа в халат, я долго сидела на полу гардеробной, тяжело привалившись спиной к стене, бессмысленно глядя на белое воздушное платье и кружевную фату. Я знала, что бывает иначе, совсем иначе, когда все по взаимному согласию и подлинной любви. Я не могла назвать себя невестой, хотя завтра собиралась стать супругой. В книгах героини заламывали руки от умиления, разглядывая свадебный наряд, меня же накрывала волна отчаяния. Я ненавидела этот наряд, презирала себя за слабость, за то, что слишком труслива, чтобы бороться за свободу и предпочитаю уступать, услужливо прогибаться под его желания. Я признавала его власть и не оспаривала право считать меня вещью. Прячась от неприятностей за тесненной обложкой книги, я забывала, что это значит, на самом деле быть собой. Я могла сколько угодно быть дерзкой и решительной там, на пахнувшей мечтой бумаге, и трусливо сжималась здесь, только от того, что смотрела в его глаза, не имея смелости бросить вызов и прекратить издевательства. Он методично уничтожал меня, унижал и растаптывал в пыль, и я молчала, пригибаясь все ниже, не смея возразить, ничтожная в своей слабости. Я думала, что наскучу ему, и он отпустит, и вот безвольно опустилась на пол, не в силах отвести зачарованного взгляда от белоснежного платья, затканного серебряной нитью. Я не питала иллюзий об истинном изменении своего статуса. У меня было то, что принадлежало ему. Он хотел получить наследство, перепавшее мне от отчима. Ванесса предлагала ждать, но Кхан не собирался дожидаться до оговоренного в завещание возраста, слишком долго и слишком рискованно. Я должна вернуть в семью то, что получила, не имея на то права. Мне не нужны были деньги, я хотела перестать быть зависимой... от его настроения и его желаний. Наверное, меня опустят, когда счета перейдут Кхану, я стану лишней и неинтересной, меня выкинут из этого дома за ненадобностью и подарят возможность быть просто собой.