Вообще, батя, любит вживаться в образ, вот и сейчас, он закурил вонючую чёрную сигару — страшное оружие массового поражения, от которого дохнут не только местные комары, но и слабые на дыхалку люди. Сам я не курю, поскольку избавился от этой привычки после прихода в группу к Серебрянникову. Сам он баловался табачком только на базе, а перед делом всегда завязывал на то время, что мы будем в рейде и других на это выдрессировал строго. Вот я и решил завязать с куревом насовсем, чтобы не перестраиваться каждый раз тереть пухнущие от нехватки никотина уши. Стало легче жить, но иногда всё ещё тянет выкурить сигаретку, под которую так легко соображается…
— Ты мне сейчас не просто всё скажешь, cabron![9] Я ещё буду затыкать твою поганую пасть. — Батя вплотную подошёл к привязанному к столбу пленному, парню лет двадцати. Тот держался храбро, хотя люди Рауля уже основательно ему наподдали. Судя по всхлипам, издаваемым пленным полицейским при каждом вздохе, у него был двухсторонний перелом рёбер. Между тем, батя продолжал, мешая английские и испанские слова: — Сегодня ты видишь солнце в последний раз muchacho![10] Если ты не бросишь играть в молчанку и не расскажешь, когда твои друзья повезут украденное у нас продовольствие, тебя заживо сожрут муравьи. А для этого, мелкие твари сначала заберутся тебе в брюхо, пролезут в башку и выедят твои глупые мозги… Эй, — Он обратился к двум местным бойцам, явно индейской наружности, невысоких и черноволосых задохликов, данных Раулем в помощь. — Развяжите этого придурка и пойдём навестим Долорес.
Парни заулыбались, предвидя хоть какое-то развлечение, которыми сидящие в чаще повстанцы и так не были избалованы. «Прогулка к Долорес» — это изощрённая пытка позаимствованная у одного воинственного индейского племени, её часто применяли как партизаны, так и местные армейцы. Муравьи здесь, не строят домов из веточек, а предпочитают жить в древесных стволах, образуя целые колонии. Привязанный к такому дереву человек через пару часов сходит сума, а через неделю его объедают до костей. Смерть под такой пыткой медленна и мучительна, видимо полицейский об этом знал, потому что округлил глаза и быстро затараторил, как и предсказывал «батя». Посмотрев, как парня отвязывают и готовят к транспортировке в горы, откуда его родне передадут «весёлый» снимок с отрубленной головой на шесте и обязательно в форменном берете, я подошёл к командиру вплотную и тронул за плечо. Серебрянников быстро обернулся, нахмурив морду, но узнал меня, улыбнулся и выплюнув изжёванную сигару в сторону, приветливо подмигнул.
— Ловко я его, а старшой?
— Как всегда, Пал Николаич… Ты зверюга. Что спел этот мальчишка?
— Всё нормально, Егор. Припасы повезут послезавтра, по южной тропе. Сопроводилово будет небольшое: пятеро солдат, капрал и местный проводник. Но думаю, что паршивец врёт, либо сам мало что знает. Сам смекай, кто же местных идиотов по нашей территории одних пустит. Пошлют «нянек», голов десять, чтобы те издали караван пасли, да за местными приглядывали хорошенько. А самих лоялистов будет голов пятнадцать вместе с погонщиками. Ну да мы их не глупее. Перехватим их после развилки, когда они будут переправляться через ручей: берега там глинистые, размыто всё, да и вода ещё не спала толком. Караван вынужден будет полноценную переправу устроить. Так это будет достаточно далеко — километрах в тридцати от последнего их пикета, а маневренная группа подойти к ним сможет только через пару часов. «Няньки» скорее всего разделятся: часть сядет в охранение на другом берегу, а ещё человека три, будут тылы пасти. Если застанем мазуриков врасплох — возьмём груз чисто.
— Согласен, давай готовиться. Местных будем брать?
— А то! Надо же будет кому-то ослам хвосты крутить. Придержим их, пока дело делать будем, а под конец и высвистим, чтобы скотину собрали. А так по-прежнему работаем в ввосьмером, чего зазря выдумывать, пиндосов наверняка не меньше придёт.
— Ладно, пойду, сообщу Раулю хорошие новости.
— Добро. Только скажи ещё, что людей я сам отберу. Его родственнички мне в группе не нужны.
— Я постараюсь, батя, постараюсь. Но ты же знаешь, что без балласта ни как не выйдет, мы тут только гости.
— Ты его уломаешь, не даром он тебя уважает и, по моему, слегка побаивается. Не знаешь, почему?
— Без понятия, командир. Но думаю, что это из-за старого Родриго. Местный шаман, до сих пор меня привечает за тот случай с радикулитом. Хотя я просто защемление снял, магии там ноль. У меня дед всю жизнь маялся, вот и пришлось выучить пару фокусов.
— Ладно. — Серебрянников хлопнул меня по плечу, чтобы избежать развития темы прострелов и защемлений. — Постарайся только свести к минимуму тот вред, который он нам может причинить. Сам видишь, шутки кончились, амеры оскалились и в нашу сторону, зубки показали, мать их начисто. — Тут батя выматерился от души и сплюнул коричневый харчок на землю, растерев его носком берца. — И не этому ряженому попугаю их подпиливать. Задача ясна?
— Так точно. Есть, постараться свести к минимуму.
— Ты ещё под козырёк возьми, шут гороховый, рысью к Раулю. А то поди опять кого пристрелит с досады.
Батя не зря волновался: команданте Рауль имел массу непутёвых родственников, которых он старался пропихнуть в структуры организации на всякие хлебные должности. Но для того, чтобы стать резидентом или того выше — казначеем в каком-либо отделении организации, нужно было проявить себя вроде как бесстрашным бойцом. Система хорошая и в большинстве случаев на ключевых постах оказывались действительно эффективные кандидаты. Но иногда проскакивали на тёплое местечко разное ворьё и просто чьи-то родственники ни разу не державшие в руках оружие, да и просто не имевшие к организации прямого отношения. Но бывали случаи и гораздо хуже: в боевую группу могли навязать вот такого левого человека, чтобы тот мог с чистой совестью сказать: был «на боевых». Этот балласт часто портил всю игру и в двух случаях из пяти, операция летела ко всем чертям. Поэтому спецом для Рауля, «батя» придумал некий аттракцион, когда мы неделю таскали такого родственничка по сельве, давали пару раз пострелять по кустам. В ведомость команданте Рауль записывал, что проведена боевая операция и якобы имевшие место потери среди многочисленного и жутко специального противника. А записывались они на нашу группу, но конкретно на новичка, который вроде как не растерялся и так сказать проявил себя с лучшей стороны. У нас была негласная договорённость — команданте не портит нам реальную боевую статистику, а мы иногда таскаем его родню по лесу и всем хорошо.
Я вышел из-под навеса, душная жара сильнее обволокла, давая ещё один повод матюгнуть про себя местный климат. Несколько раз я здоровался с бойцами, большинство из которых знали, что наша гоп-компания это советские военспецы, присланные им в помощь. Некоторых наш третий товарищ, которого тут звали Ставо, научил русским матерным частушкам про новгородского купца Садко, чем очень гордился. Слава Белых, скрывавшийся под псевдонимом Ставо, был нашим подрывником и обучал местных обращению с амеровскими и нашими ВУ. Этот белобрысый, загорелый дочерна коренастый крепыш мог смастерить бомбу из чего угодно и прилепить её куда прикажут. Сейчас Славка что-то вдохновенно втолковывал на корявой смеси русского мата и жутчайшего по выговору испанского языков, шестерым аборигенам из сапёрного взвода, чьим неформальным командиром он сам и являлся. Я кивнул другу и почти уже прошёл дальше, как Славка окликнув меня, рысцой пробежав десяток метров уже очутился рядом.
— Эй, амиго Мигель! Как оно в целом?
— Нормально всё. Ты, завязывай с наставничеством, вечером выходим. Я иду с Раулем ругаться, чтобы опять свою родню нам не навязал. Собери всё по минимуму — груз нужен вместе со скотом вьючным, там почти четверть тонны всякого добра.
— А тебя Анютка просила в медчасть зайти. — Славка состроил весёлую, по его мнению, рожу, от чего его коричневая кожа на лице стала напоминать ягоду чернослива. — Очень так настоятельно просила: пусть, говорит, команданте Мигель, обязательно зайдёт до вечера.
— Не зубоскаль, знаешь же, что она не простая медичка. Да и женат я…
— Так не узнает же никто.
— Я буду знать. Этого вполне достаточно. Да и зачем мне эти заморочки, Слава. Девка она симпатичная, но Наташа — моя любимая жена. Про такое понятие как «однолюб» слышать приходилось?
— Не. То зверь редкий в красную книгу занесённый, не попадается в естественных условиях. Выловили поди всех, да окольцевали. — Потом, словно ему в голову пришла светлая мысль, Славка замер на месте и с наивным видом глянул на меня. — Знаешь чего сделай? Гарем заведи, вот и будешь всех любить как одну, но по очереди… — И тут же отскочил, зная, что я такие шутки пресекаю только одним способом: прописывая ему бросок через бедро.