Вероника Каспранская была подобна нераспустившемуся бутону розы, она требовала особого подхода. Сжав бутон слишком сильно, можно повредить его, и тогда он никогда уже не распустится. Поэтому Костя был терпелив. Он умел ждать, и благодаря этому всегда получал желаемое. Скоро этот бутон сам раскроется перед ним, распустит свои нежные лепестки и будет благоухать только для него одного.
– Ве-ро-ни-чка, – пропел Селоустьев, медленно, по-кошачьи приближаясь к окну. – Я услышал топот и выглянул посмотреть, какая тварь мешает мне заниматься. Но не волнуйся. Когда я понял, что это ты, то сразу перестал злиться. – Он подошел к ней вплотную и прижал ладони к ее бедрам, с удовольствием ее разглядывая. Вероника заметила зубочистку у него во рту, которую он при помощи языка медленно перемещал из стороны в сторону. Зрелище было до того мерзкое, что она куда охотнее предпочла бы съесть червяка, чем продолжать на это смотреть. – Почему ты молчишь? – Селоустьев медленно запустил левую руку ей под юбку. Добравшись до середины бедра, он сжал его ладонью. Второй рукой он оперся на подоконник. Зубочистка в его рту так и продолжала ходить из стороны в сторону. Вероника замерла не в силах двинуться с места. От страха она не могла даже вздохнуть. – Знаешь, – продолжал психопат, – мне не нравится, что мы с тобой в таких напряженных отношениях. Я тебе не враг. Мы могли бы стать друзьями. Слышал, у тебя проблемы в учебе. Наверное, все дело в том, что твои мысли заняты более… интересными делами. Я прекрасно понимаю, какие мысли посещают твою маленькую головку, и как это все может отразиться на успеваемости. Мы ведь почти ровесники. Но все же нужно учиться держать себя в руках, как это делаю я. Иначе не сможешь поступить в хороший ВУЗ. Ты, наверное, думаешь, что с твоей красотой образование не так важно. Да, отчасти это так, но тогда тебе придется развивать свои способности в постели, иначе ни один дурак не станет тебя содержать.
Где-то на середине монолога Вероника перестала понимать смысл сказанного. Очевидно, это был какой-то бред. Не исключено, что Селоустьев – настоящий псих, просто его болезнь пока не достигла той стадии, когда уже никак не обойтись без специализированного учреждения. Девушка знала, что с сумасшедшими лучше во всем соглашаться, чтобы ненароком не вызвать у них агрессию. В случае с Селоустьевым, нужно сделать это так, чтобы он в это поверил. Нужно сыграть роль.
Раньше Вероника занималась в театральной студии, где однажды получила роль наивной крестьянки, влюбившейся в хозяйского сына. Ей пришлось не один час репетировать, чтобы продемонстрировать художественному руководителю смесь смущения, робости и влюбленности во взгляде. Когда у нее наконец получилось, тот зааплодировал ей и восторженно воскликнул: «Верю!».
Так что сейчас, глядя на самого отвратительного для нее парня на свете, Веронике нужно было суметь не только повторить роль влюбленной крестьянки, но и даже превзойти ее. Психопаты обычно хорошо чувствуют фальшь, и девушка даже не сомневалась, что за плохую игру ей придется заплатить высокую цену.
Переступая через себя, она робко посмотрела Селоустьеву в глаза. «Пускай думает, что я вся трепещу от смущения и восторга при виде него».
– Знаешь, Костя, – начала она, осторожно убирая его руку со своего бедра, – я никогда не думала, что парень вроде тебя может иметь такие мудрые взгляды на жизнь. Если честно, я всегда немного тебя побаивалась, ведь ты такой взрослый и совсем не похож на всех остальных парней. Никогда не знаешь, чего от тебя ожидать… Но теперь я вижу, что мне нечего бояться. С тобой я чувствую себя… в безопасности.
Получилась какая-то чушь, но ведь это не театр, и здесь у нее не было времени отрепетировать текст. Краснея от сказанного, Вероника подняла взгляд на своего преследователя. Похоже, что румянец на щеках сыграл ей только на руку. Селоустьев почти нежно посмотрел на нее и облизнул губы. Девушка поежилась – в одной передаче про дикую природу коршун-свистун примерно так же смотрел на бьющегося в агонии кролика.
– Я рад, что мы начали лучше понимать друг друга, – растягивая слова, проговорил психопат. – Бояться меня было глупо с твоей стороны, но я больше на тебя не злюсь. Все-таки наше первое знакомство началось с недоразумения, и у тебя вполне могло сложиться обо мне обманчивое впечатление. Жаль, что мы оба тогда сглупили и не уладили все сразу. Но сейчас у нас есть отличный шанс все исправить. Я все ломаю голову, не могу понять, зачем ты стала плакаться этому контуженному маразматику? Не понятно, как его вообще допустили к преподаванию… Расскажи мне, почему ты так себя повела? Наверняка тебе стыдно об этом вспоминать, ведь твои действия были не совсем адекватны, но сейчас очень важно, чтобы ты сказала все, как есть. Я должен понимать твои мотивы.