– Так что там с Медком? – шепотом поинтересовалась Зинаида, пока учительница истории монотонным голосом рассказывала про Хрущевскую модернизацию. – Каспраныч, ей-богу, я за себя не отвечаю, если сегодня вечером ты опять «сорвешься» и напишешь ему про Ласточкина.
– Я…
Не дав Веронике ответить, Зинаида тут же продолжила:
– Слушай, он меня уже капитально достал своей лоснящейся харей. Ходит по школе, как павлин. И мне каждый раз хочется выдернуть ему из жопы все перышки до единого. Почему вы все сходите от него с ума? Даже учителя! Мне Надька Гриценко рассказывала, что ему физичка откровенно завышает оценки. Физичка! Зверь во плоти! Значит, Чумаковой мы поставим тройку, а идиоту Ханину – четыре, ведь он весь такой вежливый, опрятный, да еще и играет в футбол! Ведь это немаловажно, когда дело касается физики!
Вероника попыталась вклиниться в монолог Зинаиды, но та будто не замечала робкий шепот подруги.
– …Если не слушаешь нас с Приходько, то послушай хотя бы Ритку. Она тебе дело говорит. Этот Ханин уже давно бы бегал за тобой, если бы ты не бегала за ним. Но нет, надо ему в контакте написывать всякую ахинею… Да ему все пишут по сто раз в день, понимаешь? Не удивлюсь, если и физичка тоже. Зачем и ты туда же? Ты же умная, уж я-то знаю!
– Но… – предприняла Вероника очередную попытку объясниться.
– И ладно бы ты сделала это один раз, так нет! Ты написала ему миллион сообщений! И про кого? Про Ласточкина, который даром никому не уперся!
– Да я как раз и хотела… – успела вставить Вероника, но и эта попытка не увенчалась успехом.
– …Как будто если это не сработало первые три раза, – продолжала тараторить Зинаида, – то обязательно сработает на двадцатый!
Решив больше не пытаться вклиниться в увещевания подруги, Вероника притихла. А Зинаида, тем временем, распалялась все сильнее, постепенно переходя с шепота на громкое шипение. Аделаида Романовна, учительница истории, уже начала неодобрительно поглядывать в их направлении.
– Не поняла, я тут сама с собой разговариваю? – заметив взгляд учительницы, возмутилась Зинаида.
– Да ты ж слова не даешь вставить, – пробормотала Вероника, прячась за учебник. – Сегодня я решила, что больше не буду вести себя, как дура, и позорить весь благородный род Каспранских. Раньше Медок хотя бы отвечал мне в ВК, и у меня была иллюзия того, что мы с ним вроде как общаемся. А сейчас, если мы случайно сталкиваемся в коридоре, он вообще смотрит как будто сквозь меня. Когда я это поняла, мне стало стыдно за себя и свое поведение. Да, он, конечно, прекрасен до одурения, но это не повод бегать за ним и выставлять себя в таком свете. Его друзья, включая Ласточкина, уже откровенно ржут надо мной. Я понимаю, сколько дров наломала, но теперь все будет по-другому. Честно, Зин.
Зинаида скривилась, услышав короткую версию своего имени, но никак это не прокомментировала:
– Ты же понимаешь, что Риткин план уже может не сработать после того, что ты успела натворить? Не будешь сходить с ума, если он начнет встречаться с той дылдой из параллели?
– Буду, но на этот раз молча, – улыбнулась Вероника. – Ничего страшного, переживу. У меня есть проблемы посерьезнее Ханина. Из-за него у меня теперь оценки даже хуже, чем у Шкафа. Родители очень расстроятся, если я вылечу из школы. Так что сейчас я буду думать об учебе. Мне нужны мои тройки, как воздух.
С учебой у Вероники и вправду начались серьезные проблемы. Витая в облаках, она совсем перестала заниматься и в последнее время предпочитала списывать домашние задания у Зинаиды. А ведь раньше все было наоборот: одно время подруга так увлеклась компьютерными играми, что напрочь забыла об учебе. После звонка классной руководительницы родители устроили Зинаиде серьезную взбучку. Угроза отчисления отрезвила девушку, и она быстро нагнала упущенное, научившись правильно расставлять приоритеты. Теперь она сначала делала уроки и разбирала непонятные ей моменты, а уже потом садилась играть.
Вероника же, напротив, всегда была стабильна. Звезд с неба она не хватала, но зато при любом раскладе могла написать контрольную на тройку, а иногда даже на четверку. Эта стабильность не позволяла ей надолго задерживаться в более сильных классах, зато обеспечивала полную неприкосновенность в классе для отстающих. Но в последнее время система дала сбой. Окрыленная своей безответной любовью к Тимуру Ханину, девушка порой вообще забывала, что находится на уроке. А если и вспоминала об этом, то все равно не могла уловить смысл сказанного учителем. Вместо погружения в тему урока, она погружалась в пучину грез и мечтаний об их с Тимуром светлом будущем, утопая в веренице мыслей и захлебываясь в переживаниях.