— Сколько платить будут? — задал я самый насущный вопрос.
— Рублей семьсот пятьдесят, — пожал плечами бард.
— За спектакль? — удивился я.
— В месяц, — улыбнулся Володя.
Не припомню я что-то ролей у Высоцкого в театре имени Пушкина, — подумал я, — да и вообще, кроме того, что он играл в театре на Таганке, никакой другой театральной деятельности я его не знал.
— Они Изю взять обещали, — добавил он.
— Кто это? — я еще раз удивился.
— Жена моя, она сейчас в Киеве служит в театре имени Леси Украинки.
Может сейчас взять и ляпнуть Высоцкому, что с женой он разведётся, а в театре Пушкина не сыграет ни одной запоминающейся роли? Или нет?
— Володь, — у меня появилась идея, — у нас тут намечается тур по городам, — я неопределенно махнул рукой, так как никаких конкретных планов еще не было, — Милан, Берлин, Лондон, Париж. Ну и так полмелочи Орехово-Зуево, Сергиев Посад, Кольчугино. Есть предложение поработать вместе, пятнадцать минут между первым и вторым отделением, отдаем тебе. Как?
— Нет, я так не могу, я все же актер, — Высоцкий пожал плечами, — а песни это так, забава.
— В общем, думай, где найти меня знаешь, ДК Строителей, оплата, — я задумался, — скажем, так триста пятьдесят рублей за концерт.
Володя закашлялся, неудачно затянувшись сигареткой.
Глава 12
Во вторник перед репетицией вся наша музыкальная банда в полном составе разглядывала зелененькую книжечку водительского удостоверения.
— Имеет право управления автомобилем всех типов, — прочитал Санька надпись напротив моей фотографии, — это что значит?
— Это значит, что и танком и трактором, я тоже могу управлять, — улыбнулся я, — да шучу, могу управлять легковым автомобилем, могу автобусом, могу грузовиком.
Честно говоря, если бы не наш директор ДК, мне бы такой книжечки не видеть как своих ушей. Нет, я все экзамены сдал на отлично, и теорию, и вождение, из-за возраста комиссия заупрямилась. Пришлось звонить в дом культуры, потом Галина Сергеевна позвонила в квалификационную комиссию, очень долго объясняла, что работать некому, просила войти в положение. И вот новенькие права в моих руках.
— И паспорт у тебя уже есть, — Санька стал загибать пальцы, — права у тебя тоже есть. Что еще осталось?
— Свидетельство о заключении брака, дурак, — шлепнула его легонько ладошкой Наташа.
— А вы когда собираетесь подавать заявление? — скромно спросила Ирина.
Наташка многозначительно посмотрела на меня.
— Когда Марковы, брат с сестрой паспорт получат, — я сощурил один глаз, — а это произойдет не раньше августа, тогда и подадим заявление.
— А мы после ноября хотим, — внезапно сказал Вадька, — мне в ноябре будет шестнадцать.
— А мне в декабре, — обрадовался такому числу праздников Санька Земакович.
Кстати, его подруга Маша, как раз заглянула в нашу репетиционную комнату.
— Богдан, срочно поднимись к директору, — попросила она.
В просторном кабинете Галины Васильевны Ларионовой по театральному заламывая руки эмоционировал режиссер любительского молодежного театра Семен Болеславский.
— Вы не понимаете, — завывал театрал, — наш спектакль ждут в самом Ликино-Дулёво, а теперь, когда приведен в порядок наш штатный автобус, вы не желаете отпускать нас на гастроли! Как это понимать?
— Вы не горячитесь, Семен, — директриса взялась его успокаивать, как маленькое дитя, — Богдан получил права только сегодня, ему нужно время, автобус нужно выкатать, в конце концов. Вдруг он до вашего Дулёво не доедет.
— Я не понял? — тут возмутился я, — я значит должен этот погорелый театр возить во всякое захолустье? Сфигали баня упала?
— Богдан не выражайся! — крикнула на меня директриса.
— Да, — задохнулся от возмущения Болеславский, — деревня Ликино упоминается в книгах с 1637 года! А в Дулёво в 1832 году основан крупнейший фарфоровый завод в России! И вы батенька смеете называть это захолустьем? Да вы манкурт!
— Когда ехать? — сурово спросил я.
— В четверг, — смотря на меня исподлобья, выдавил Семен Болеславский.
— Во! — я показал ему здоровенную дулю прямо в нос, и вышел из кабинета директора ДК.
Да я бы может немного поломался и согласился, но манкуртом, человеком, превращенным в бездушное рабское существо, меня еще никто не называл. Злость кипела в каждой клеточке моего тела. Уволят так, уволят, решил я, но никаких дел с идиотом я иметь не желал. Я так увлекся, что чуть не сбил с ног Юлию Николаевну Семенову, мою бывшую учительницу русского языка и литературы.