— Ну как знаешь, — решил закончить наш спор бард.
Высоцкий демонстративно встал и пошел по берегу озера, рассматривая что-то в дали. Остальные ребята молча поедали пироги с луком и яйцом и искоса посматривали на меня.
— А кто спился то? — заинтересовался вывертами мировой истории Санька Зёма.
— Гай Юлий Цезарь спился, — махнул я рукой, — коня своего пропил, по случаю.
— Это какого? — не поверил мне барабанщик.
— Того самого, которого ввел в сенат, — я налил себе деревенского хлебного кваса, — так и сказал на последнем заседании, все пропью, гармонь оставлю, буду девок веселить.
— Де не было такого, — пробурчал Санька почесывая свой затылок, — кажется.
После этих слов вся моя музыкальная банда грохнула от смеха.
— Да чего вы, — обиделся Земакович, — у меня просто на исторические имена память плохая.
Лично я ржал до слез.
— Да идите вы лесом, — отмахнулся Санька.
— Ребята, хватит ссориться, — сказала Наташка, — давайте сочиним новую песню! Посмотрите, как красиво светит солнце, послушайте, как птицы поют, красота!
— Точно давайте что-нибудь про солнце, — поддержал сестру Толик, — у меня и гитара с собой.
Как будто ты с ней когда-нибудь расстаешься, подумал я. Новый материал, конечно, очень нужен, но после всех вчерашних ссор и незапланированной драки, что-то как-то не сочиняется.
— Кто придумает первую строчку от меня поцелуй! — первую провокационную идею подала наша скромница Иринка Симонова.
Да, испортили мы девушку окончательно, пронеслось в голове.
— Солнце ля-ля-ля! — заорал Зёма.
— Я тебе дам солнце, — тут же Маша взяла под руку свое «сокровище».
— А если Богдан придумает первую строку, то поцелую его я, — безапелляционно заявила Наташка.
Если девушка просит, куда деваться с подводной лодки.
— Луч солнца золотого, тьмы скрыла пелена, — изобразил я несчастного трубадура.
И тут же получил заслуженную награду.
— Да, подождите вы целоваться, — Толик достал новый блокнот, — я еще слова не успел записать!
— Хватит песни сочинять, — сказал я, когда мы вдоволь нацеловались, — в дороге что-нибудь придумаем.
Я встал с покрывала, которое мы использовали и в качестве стола и в качестве стульев, и пошел искать Володю Высоцкого. Что ж он так из-за коньяка расстроился?
— Высоцкий! — заорал я, подойдя к кромке леса.
Внезапно за спиной треснула ветка. Я резко развернулся, однако амулет от тьмы был холоден.
— Что ж ты так орешь, — из кустов высунулась довольная физиономия поэта песенника, — уже и подумать посидеть в укромном уголке нельзя. Я вот что решил, договаривались, что на гастролях сухой закон, значит, слово нужно держать. Где сегодня у нас концерт?
— Где? — удивился я, — в Праге, конечно.
— А завтра? — подыграл мне бард.
— Берлин и далее по алфавиту, — мы от души рассмеялись и двинулись к автомобилю.
Город Переславль-Залесский был так же чудесен, как и Сергиев Посад. Запущенные, но все еще не потерявшие архитектурной прелести церкви, сочетались с двухэтажными каменными и деревянными домами. Булыжная мостовая, смазанная сантиметровым слоем грязи, создавала иллюзию асфальтового покрытия. Поэтому «Икар», который на своем железном горбу тащил весь наш временно бродячий вокально-инструментальный ансамбль, практически не подпрыгивал. И слава Творцу мы без приключений докатили до Народной площади, на которой располагался дом культуры фабрики «Красное эхо». Около двухэтажного из железа и бетона здания нас встретила женщина в деловом костюме примерно лет тридцати.
— Здравствуйте, меня зовут Вероника Андреевна, — представилась она нам, — я директор этого дома культуры. Кто из вас, Богдан Крутов?
Спросила она, выразительно посмотрев на Высоцкого.
— Разгружайте товарищи, инструменты, — тут же стал распоряжаться Владимир Семенович, — поторапливайтесь, нам еще нужно все подключить и настроить.
— Вы, знаете, — Вероника Андреевна приняла нашего барда, за меня, — я утром звонила в Сергиев Посад, и там все были просто в восторге от вашего концерта.
— Правда? — очень натурально удивился Высоцкий, — странно, — протянул он последнюю букву о.
— И я даже заранее распорядилась вынести все стулья из актового зала, — почему-то директриса дома культуры слегка покраснела.
Понятное дело, барышне предбальзаковского возраста понравился будущий бард союзного значения.
— Фирма веников не вяжет! — отрапортовал Санька, который как губка впитывал все мои выражения, — а если вяжет, то фирменные.