— Разрешите представиться, — поэт-песенник поцеловал ручку вполне приятной наружности директрисе, — Владимир Высоцкий, буду петь в антракте. Это, конечно, уже далеко не просто кушать подано, но еще и не главные роли.
— А кто же тогда из вас Богдан Крутов? — растерялась Вероника Андреевна.
— Это я, — ответил я, прохрипев от натужности.
Так как наш новый синтезатор на четыре октавы весил килограммов сорок, и мы с Вадькой его нежно переносили из автобуса к дверям дома культуры.
— По десять килограмм на октаву, — пожаловался мне Вадька, — и стоило из-за этого деньги тратить?
— Мальчики, звучание же совсем другое стало, — пристыдила нас Иринка, которая переносила концертные костюмы.
Директриса тут же потеряла интерес к Высоцкому и переключилась на меня.
— По инструкции я должна прослушать весь ваш репертуар, — включила она отличницу.
— Правильно, — похвалил я ее, когда мы с Вадькой поставили синтезатор на подставку, — а то империалисты только и ждут случая, чтобы растлить нашу невинную молодежь. Заставить ее слушать неправильную музыку.
Вероника Андреевна не поняла, шучу я или говорю серьёзно, поэтому не решила, что ей следует делать поддакивать или пристыдить наглого подростка.
— Буги-вуги, самба-мамба, чувствую, приходит амба, — закончил я свою «гневную» на мировой империализм тираду.
— А еще империалисты хотят, чтобы наша молодежь дралась, там, где не следует, — вставила в разговор свои пять копеек Наташка, намекая на мое безрассудное поведение.
— И чтобы матом материлась, — к нам подошел Высоцкий, — Санька какого ху…, извините. Это же гитара с ней нужно бережно.
Высоцкий бросился к автомобилю, так как наш бравый барабанщик вместе с басовым барабаном решил вынести и классическую гитару барда.
— Да, — сказал я директрисе, — репертуар вы можете прослушать на саундчеке. Нам бы сейчас котлет по-киевски и борща по-флотски. С утра кроме пирожков ничего в животе не было.
— Конечно, конечно у нас прекрасная столовая, — пролепетала Вероника Андреевна, — а вы молодой человек, на каком инструменте играете?
Обратилась директриса к самому крупному нашему товарищу, Пете Колачеву, которого мы за врождённую криворукость к переноске костюмов и инструментов не привлекали.
— Петр здесь, чтобы без билетов никто на танцы не прошел, — ответил за гиганта я.
В прекрасной столовой продолжилось сочинение песни про солнце, которое мы начали еще в автобусе. К словам куплета, что луч солнца золотого, тьмы скрыла пелена, добавилась еще одна строчка: и между нами снова, вновь выросла стена. Кстати, ее придумал Высоцкий.
— А дальше слова такие, — Санька выпил компота из сухофруктов и на всю столовую запел, — нара-нара-на-на-на-на.
— Да прекрати ты паясничать! — не выдержал творческой пытки Толик, — такими темпами новые песни у нас появятся лишь через год. Богдан, ну ты чего молчишь?
— Тихо, Богдан думать будет, — нашелся, что ответить Санька.
— Смотрите, какие прекрасные бутерброды с салом, — переключил наше внимание на кулинарию Высоцкий, — и с чесночком. Сейчас бы под это дело холодненькой… В общем нужен запивон.
— Сало я тебя люблю, — на этих словах Вадька целиком проглотил кусок черного хлеба, на которое было намазано пропущенное через мясорубку сало.
— Сало, ай лов ю, — пропел я, — Вадька ты гений.
Как же я мог забыть, я еще студентом для КВНа переделывал на русский манер песню «Бони М». Правда песня в итоге для КВНа не пригодилась, зато сейчас может выстрелить. «Бони М» — это же флагман диско конца семидесятых. Первая группа, которая прорвала железный занавес. А песню влюбленного трубадура можно и приберечь на потом. Пока я пребывал в воспоминаниях, на меня глазела вся наша музыкальная банда.
— Нравится мне, когда ты тексты сочиняешь, — хохотнул Высоцкий.
— Куплет будет такой. Точнее будет всего три куплета, без припева, — объяснил я свою задумчивость.
— Ну, — не выдержал Толик.
— Ну? Нужна гитара, — обломал я Маэстро.
Перед соундчеком, в прохладном, просторном и пустынном актовом зале я спел нашу студенческую переделку песни Sunny «Boney M».
— Солнце, скоро улыбнется из-за туч, Солнце, нам подарит свой надежды луч. Прошла гроза, беспокойных дней, Развеял свет печаль дождей, Солнце шепчет всем — не робей.
— А вы что уже репетируете? — остановила премьеру песни Вероника Андреевна, — мы же договаривались, что сначала я должна прослушать весь ваш репертуар.
— И как ты умудряешься сочинять целыми куплетами, — удивился Владимир Семенович.