Ещё раз, про себя чертыхнувшись, я встал и бросил взгляд на будильник. Часы показывали половину первого. Несмотря на полдень, Вадька Бураков безмятежно похрапывал на соседней кровати. Прохор, который устроился в ДК сторожем уже на постоянной основе, всё ещё где-то пропадал.
— Ну, правильно, мне ведь всегда больше всех надо, — сказал я коту Ваське. — Только умоляю, не мяукай. Сейчас будет тебе килька твоя с соусом.
В одних трусах я прошлёпал на кухню, и только воткнул открывашку толстым лезвием в консервную банку, как зазвенел входной звонок. «Кто стучится в дверь ко мне, с автоматом на ремне?» — пробухтел я себе под нос.
— Кто стучится в дверь ко мне?! — Выкрикнул уже с порога дома.
— Богдаша! — Услышал я знакомый голос с хрипотцой. — Открывай свои!
— Кто свои? Назовись! — Я накинул в сенях на голое тело телогрейку.
«Если свои пришли с дамами, то неплохо бы ещё натянуть штаны», — подумалось вдруг.
— Это Высоцкий и Трещалов! — Крикнул из-за забора голос без хрипотцы.
— Ну что за срочность? — Недовольно сказал я, топая к калитке в одних трусах и ватнике. — Неужели заслуженных артистов РСФСР дали после спектакля?
— Лучше! — Во двор заскочил Володя Высоцкий, тряся помятой «Правдой» в руке. — Точнее, хуже.
— Херово дело, — пробурчал Володя Трещалов.
В доме, пока Вадька кипятил чайник, а оба артиста сыпали проклятьями, я по диагонали посмотрел статью в газете под названием «Звенящая пошлость!» Спектакль «Иронию Судьбы» обвиняли во всех смертных грехах. Писали, что он не смешной, аморальный, потакает низменным людским инстинктам. А главного героя пьесы за половую распущенность просто необходимо вызвать на партсобрание, как следует проработать и поставить на вид. В общем, спектакль, в котором воспевается пьянство и который растляет нашу молодёжь, срочно требуется закрыть. Ни про актёрскую игру, ни про песни и стихи, что звучат в пьесе, не было сказано ни слова.
— Ясно, — грустно пролепетал я. — Если очень захотеть, то можно «докопаться» и до телеграфного столба. Кто автор этой херни? Тут кусочек оторвался.
— Кто, кто? — Махнул рукой Трещалов. — Олег Николаевич Ефремов, руководитель «Современника».
— Они у нас в субботу вечером на спектакле были, — пророкотал, сжав кулаки Высоцкий.
От этой новости, мне стало не по себе, потому что когда бьют свои — это гораздо больнее. Вадька принёс чайник, и мы разлили по чашкам чай, а в вазочку насыпали задеревеневшие баранки, которые можно было употреблять лишь после предварительного окунания в кипяток.
— Давайте ему морду набьём, — заговорщицким шёпотом предложил Владимир Семёнович.
— Я согласен! — Поднял руку Владимир Леонидович.
— Не, не, не, — замахал я руками, — мордобоем делу не поможешь.
— Это даже как-то не интеллигентно, — согласился со мной Вадька Бураков.
— Да, к людям сейчас нужно относиться помягче, а на вопросы смотреть поширше, — пробормотал я. — Стойте! А у «Современника» есть какие-нибудь проблемы?
— У кого их нет, — ухмыльнулся Высоцкий. — У «Современника» нет своего помещения.
И тут я понял, что к чему.
— Плохо дело, — я встал и прошёлся. — Спектакль не понравился Фурцевой, которая тоже была в зале. А Ефремов накатал свой пасквиль, чтобы угодить министру культуры и выцыганить для театра помещение. Это значит, скоро появится и другая статейка от передовиков производства. От доярки с огорода, и от слесаря с Уралвагонзавода.
— Не смотрел, но осуждаю, — понял меня с полуслова Трещалов. — Дело-то что теперь?
Я отмерил своими шагами комнату в избушке несколько раз, потом хлебнул чайку, и у меня появился план.
— Давайте обратимся к вождю мирового пролетариата, — предложил я.
— В каком смысле? — Не понял Владимир Семёнович. — Предлагаешь сходить в мавзолей и над гробом вождя помолиться?
— Мы не будем полагаться на волю высшего провидения, — хохотнул я. — Ленин писал, что пока народ безграмотен важнейшим из всех искусств для нас являются кино и клоуны.
— Цирк, — подсказал Трещалов.
— Согласен, клоунов у нас и без цирка хватает, — я ещё отпил крепкого грузинского чайку. — Сейчас едем к нашему киношному соседу на Большой Каретный переулок.
— К Леве Кочаряну? — Удивился Высоцкий.
— К нему! Отснимем киноверсию спектакля за день, добавим в неё мультипликационные вставочки и покажем «Иронию судьбы» по всей стране, — я поднял указательный палец вверх. — И хрен кто после этого запретит нам играть этот спектакль.
— Точно! — Обрадовался Владимир Трещалов. — У киношников своё начальство и свои планы.