Я взял пару стаканов с водой и соком, чтобы окончательно успокоить Зинаиду Петровну, и уселся за столик. Товарищ же, который представлял Анастаса Микояна, местное меню проигнорировал. И когда тётя Зина закрыла буфетную избушку на клюшку, я выставил на стол, слепленный из пластилина кроссовок.
— Так как у нас очень хорошо продаются джипсы, — начал объяснять я, — то неплохо было бы начать выпускать кроссовки. Толстая подошва из резины, — я показал пальцем на пластилиновую модель. — Верх либо из кожи, либо из кожзаменителя, либо из ткани. Цвета обязательно яркие. Вариант зимний можно сделать с мехом внутри. Демисезонный просто с наполнителем. Летний сами догадаетесь как. Ещё можно сделать кроссовки с высоким голенищем. Бабки потекут в бюджет рекой. Не хуже джипсов. Там на западе кроссовки тоже делают, но они пока от кедов мало чем отличаются. Плюс все на плоской подошве, в которой много ходить нельзя. Мы же сделаем подошву под ботинок.
— А как же пятилетний план? — спросил меня Тимур Олегович, всё внимательно конспектируя в записную книжку. — Это же нужно будет какое-то время осваивать производство новой модели?
— Кстати по поводу плана, — я глотнул какого-то кислого напитка, не удивительно, что план по сокам в буфете не выполняется. — Намекните Анастасу Ивановичу, что не для всех отраслей экономики пятилетний план годится. Например, если калоши никто не покупает, зачем их делать ещё четыре года? Для легкой промышленности годовой план — оптимальный срок. Ведь новый год — новая мода.
— Что ещё? — мужчина оторвался от записной книжки.
— Пуховики на синтепоне, — я выставил на стол модель из пластилина номер два. — Болонь с внешней стороны, и больно с внутренней стороны. Посередине синтепон. Получатся яркие, красивые и легкие куртки.
— Болонь? — задумался Тимур Олегович. — Это же надо производство в Италии покупать?
— Покупайте, не пожалеете! — Я встал, так как меня распирало от энтузиазма. — Если всё это закрутить, то словосочетание «маде ин СССР» станет мировым брендом качества.
— А пластинки? — товарищ посмотрел вопросительно на меня.
— Это матрица нашей первой пластинки, — я сел обратно и выложил на стол последний козырь. — Давайте посчитаем. Себестоимость одной пластинки рублей тридцать. Продавать можно в магазинах за рублей сто — сто тридцать. Если мы проедем с концертами по Европе, по странам соцлагеря. Пять миллионов пластинок продать можно легко. Доход государственной казне пятьсот миллионов рублей.
Тимур Олегович потянулся к матрице, которая бесхозно лежала на столе. Но я его опередил и спрятал матрицу обратно в сумку. Мужчина озадаченно посмотрел на меня.
— Записывайте, — кивнул я на записную книжку. — Нам нужны настоящие качественные инструменты. Три гитары фирмы Gibson Les Paul и электрическое пианино Wurlitzer EP-110. Дальше, запись ещё двух пластинок и процент продаж с них. Гастроли, это само собой. Потом мы не обеспечены жильём. Были планы построить свой дом, но сначала больница, затем Олимпиада, потом гастроли. Некогда строиться зима уже на носу.
— С жилищным фондом сейчас плохо, — пробубнил Тимур Олегович, записывая мои законные требования в книжку.
— Думайте, я вас не тороплю, — улыбнулся я, похлопав по сумке с матрицей.
— О чём задумался? — Меня пихнул в бок Толик Маэстро, когда мы доиграли «Рыбку золотую».
— В среду, через четыре дня заезжаем в новое жильё, — ответил я. — Как расселяться будем? Нам на всех дали в новостройке на Щёлковском шоссе на одной лестничной площадке одну квартиру однокомнатную, одну — двушку и одну — трёшку. Третий этаж — дефицитный.
— Я готов взять однушку! — Первым высказался Санька Земакович.
— Может тебе сразу трёшку? — Посмотрел исподлобья на него Вадька.
— Давайте потом жребий бросим! — Психанул Толик. — А сейчас время репетировать!
Глава 4
После репетиции я заскочил в закулисье нашего, попортившего мне много нервов, театра. Достаточно сказать, что я на премьере «Иронии судьбы, или С лёгким паром!» грохнулся в обморок. Из-за нервного перенапряжения, ну и ещё из-за кое-чего, про что пока думать совсем не хотелось.
— Ничего, ничего не забыли? — Суетился перед выходом актёров на сцену режиссёр Семён Викторович Болеславский. — Не волнуемся, не волнуемся. Кольца снять с пальцев быстро! У нас по сценарию все холостые! А Богдан Богданович, привет.
— Здорово, Семён, — я пожал хлипкую руку режиссёра, который моё отчество до сих пор не запомнил. — Я смотрю в зале актёры из «Современника» пришли. Вон сидит Ефремов, вон Евстигнеев, молоденький ещё.