— Что ему ночью делать? Пусть работает, он ведь плотник шестого разряда, — улыбнулся я, — если сделает гитары лучше, это же здорово!
— Жалко, — посмотрел на меня грустными глазами он.
— Жалко, Вадька, у пчелки. Давайте репетировать, через два дня дискотека, а у нас еще новый медляк не готов, — обратился я к группе, — девчонки, лопнет ведь, в самом деле, Василий, давайте работать.
И мы заиграли «Mammy Blue», аккорды простые, но вещь вирусная, подумал я, мелодия как врежется в голову, так и поешь ее целый день.
запел я, так как единственный знал слова, которые за эти дни еще и дописал:
— А припев я предлагаю такой, — после небольшой паузы продолжил я:
— Это что за такое мила мила ми? — Санька брякнул палочками о хэт.
— А когда в песнях поется о о о о-о, — тебя не смущает заступилась за меня подруга.
— Ты тоже сравнила, о о о и мила мила ми, — возмутился Зёма, — это все равно, что сравнивать кхе с лопатой, — Санька намеренно кашлянул, чтобы при девчонках не выражаться.
— Можно спеть так, — рассудила нас Иринка, — мило мела-а-а.
— Снежная, снежная вьюга следы наши замела, мило мела-а-а, — спела Наташка, — все это будет моя песня!
— Наташа, — подскочил со стула Толик, — в песне идет повествование от лица мужчины, который переживает разрыв с девушкой.
— Толя, окстись! — взревела моя подруга.
— спела акапельно Наташка, — где здесь переживания влюбленного юноши?
— Богдан, ну скажи ты ей! — взмолился Маэстро.
— Толя, — сказал я успокаивающе, — ты поешь «Звезды над Москвой», я — «20 лет спустя», третий медляк «Снежная вьюга» пусть поет Наташа.
Наташка показала брату язык.
С репетиции, на которую опоздал, я уехал раньше всех. Для того чтобы отчистить отдраить загаженную за год комнату. До конца недели с жильем нужно было что-то решать. Пока что самым реальным было предложение, девчонок в мою комнату, а я с ребятами в строительную общагу. Свой нехитрый скарб в деревянном чемодане я перенес в ДК, в нашу репетиционную. Джипсы и прочие красивости я так же приберег для концертов. Вот и сейчас я ехал одетый в кеды, шаровары и футболку. Кстати хорошо сочиняется, когда размеренно стучат колеса московского метро. Под мышкой я сжимал сверток с набором постельного белья, который выпросил у нашей заведующей детским домом на время. Я так увлекся написанием второго куплета «Снежной вьюги», что чуть не оставил его в метро.
Услышал я под гитару характерный с хрипотцой голос, поворачивая к себе во двор. На лавочке, во дворе, сидела компания из шести человек. Самый крупный из них в размерах с восточными чертами лица был Лева, его весь двор знал. Второй щупленький среднего роста, по всей видимости, Аркаша. Я плохо помнил парней во дворе, которые старше меня. За гитарой хрипел сам Володя Высоцкий, розовощекий тракторист Андрей Пчелка из «Стряпухи», хотя ее еще не сняли. Женскую часть компании составляли, жена Левы, Инна, красавица блондинка Наталья Панова, и еще девушка, похожая на актрису Людмилу Марченко.
— Люся тебе налить вина? — поинтересовался у нее Аркаша.
— У меня есть, — отмахнулась девушка.
Точно Марченко из кинофильма «Мой младший брат», догадался я.
— Ай, мама, моя мама! Какая панорама! Две девочки — глазенки как миндаль! — заливался Высоцкий.
Я же просто встал, как вкопанный, ради одного этого можно было в прошлое смотаться.
— Тебе чего пацан? — обратил на мою застывшую как памятник фигуру Лева.
Я от избытка чувств не знал что ответить.
— Ты что? Глухонемой? — спросил снова он.
— Да, — наконец я выдавил из себя.