— Здравствуйте, Самуил Израилевич, — поздоровался я со старичком наудачу.
— Какой я вам, молодой человек, Самуил Израилевич, я Моисей Сигизмундович.
Да хоть, Шамон Иосифович, усмехнулся я мысленно, — почем струны для хорошего человека, Моисей Сигизмундович? Мне нужно два комплекта для шестиструнной гитары и две струны самого большого диаметра для котробаса.
— Товар отменный, молодой человек, — начал торг старичок, — не имею чести знать вашего имени.
— Разрешите представиться, Богдан, — я как на сцене кивнул головой, — так говорите за все про все тридцать рублей?
Копия Зиновия Герда от такой наглости громко ойкнула, — тридцать рублей стоит, молодой человек, одна струна, то есть с вас за все про все, — старичок задумался.
— Четыреста двадцать целковых, — сказал я, — но отдадите за пятьдесят. Я вас правильно понял?
— Только из уважения к вашей молодости, четыреста рублей, — заулыбался продавец.
— Только из уважения к вашим сединам, шестьдесят рублей, и мое горячее рукопожатие! — не отступал я.
— Вы просто не представляете, как дорого сейчас жить, а сколько сейчас стоит керосин? Триста восемьдесят рублей!
— Совсем цены с ума посходили, проезд в метро пятьдесят копеек в одну сторону! Семьдесят рублей за эти прекрасные струны, и мое сердечное спасибо!
— Знаете, как говорил мой покойный батюшка, Сигизмунд Израилевич, Мося запомни никогда не работай за спасибо, триста пятьдесят рублей.
— А мой покойный отец говорил, благородному человеку и переплатить не грех, восемьдесят рублей и мои пожелания крепкого здоровья.
— А как говорила, моя покойная матушка, Мося на тебе вечно все ездят, разве можно быть таким бесхребетным. Поэтому триста рублей и торг дальнейший не уместен.
— Моисей Сигизмундович, согласен прекратить торг, девяносто рублей и если будете у нас на Колыме заходите в гости, я вам накрою такой стол!
— Нет уж лучше вы к нам, — пробормотал старичок.
При упоминании Колымы настроение его резко ухудшилось, и он сразу скинул цену до двухсот рублей, а еще через пять минут я сбил окончательную цену до ста пятидесяти целковых. Дальнейший торг был действительно уже не уместен. Я сказал Моисею Сигизмундовичу, что деньги лежат у меня в камере хранения Белорусского вокзала, добавил, что смотаюсь туда-сюда за двадцать минут и пошел в сторону метро.
Прямо как в одном старом анекдоте, встречаются два новых русских, один другому продает вагон сахара, и потом один едет искать деньги, а другой предлагаемый им же товар. Я скорым шагом пробежался до Белорусского вокзала, спустился в метро, и проехал до станции «Спортивная», дальше мой путь лежал в Нескучный сад. Где еще можно было встретить играющих на деньги шахматистов, я просто не знал. И интуиция меня не подвела. Для любителей настольных игр в парке построили один длинный стол с такими же длинными скамейками по бокам, а сверху предусмотрительно была сделана деревянная крыша. Я заметил, что в одном конце стола играли в домино, на другом конце резались в карты. А посередине располагались шахматисты.
— На интерес играют или так? — спросил я одного любителя шахмат, который стоял с краю и наблюдал за игрой своего знакомого.
— Ты чё, пацан, — усмехнулся он, — глупый? Какой же интерес играть просто так, десять рублей партия.
— Понятненько, — сказал я, потом обошел стол с другой стороны, протиснулся к крайнему игроку и сел на лавку. Потом достал свои шахматы и расставил фигуры.
На меня обратили внимания двое мужчин лет тридцати, один другого толкнул в плечо и что-то прошептал, то усмехнулся и спросил меня, — что, парень, хочешь сыграть?
— Есть такое желание, — признался я.
— У тебя деньги то есть? — не отставал он.
— Есть маленько, — я посмотрел на него глазами наивного юноши.
Он сел напротив меня и сказал, — играем две партии, одну черными, другую белыми, чтобы ни у кого не было преимущества.
Я кивнул, и мы разыграли цвет. Ему достались белые фигуры. Я сразу решил, играя черными, что буду по максимуму идти на размен, упрощать позицию, и буду стараться сводить партию к ничьей. А белыми сразу начну играть ферзевой гамбит. Дело в том, что еще, будучи студентом Политеха, я играл за факультет и очень подробно работал именно над этой партией. Поэтому знал ее намного лучше остальной шахматной теории. С первым соперником мой план сработал на сто процентов. Партию черными я довел до ничьей, а белыми очень быстро выиграл. Далее за шахматный стол присел товарищ моего первого соперника. На сей раз я сначала играл белыми, и провозился с мужчиной чуть-чуть побольше, но все же победил. А вот черными игра растянулась на минут пятнадцать. С большим трудом я свел ее к ничейному итогу.