— Ремесло, — добил я.
— Точно. А учиться можно будет потом и заочно. Сейчас жаль времени тратить на пустяки.
Если так дальше дело пойдет, то вся компания глядя на меня и Тоню в школу ходить перестанет. Непорядок. Ночью я все никак не мог уснуть, мне снился Воланд, Мара, черный кот и черная же фигура из дыма, у которой было, что мне сообщить. И вообще я чувствовал себя маленькой пешкой в большой чужой игре.
6
Наутро я был усталый и разбитый. Поэтому поход по домам культуры Москвы я решил отложить на четверг. Сегодня попытаюсь разыскать нашего барабанщика Петра, а так же засяду в библиотеку, нужно будет полистать, что в законодательстве пишут про авторские права, а так же шахматную литературу. Что-то на старость лет не хочется позориться на турнире по шахматам.
На поиски барабанщика Петра, я потратил несколько часов, сначала в «Коктейль-холле» выспрашивал, где тот живет, потом долго плутал по старым московским улочкам, и наконец, вот она коммуналка не далеко от центра города. Квартира мне напомнила чем-то студенческую общагу коридорного типа, только всего на шесть комнат. Я постучал в обшарпанную дверь.
— Кто? — донесся голос из-за двери.
— Свои! — крикнул я.
— Свои в это время дома сидят! — гаркнули мне в ответ.
— Открывай Петро, я деньги принес! — зашел я с козырей.
За дверью что-то упало, послышался женский смех, и мужской матерок, затем наружу высунулась помятая физиономия нашего барабанщика.
— Бохдан, ты? О-о-о, проходи, — одетый в семейники и в майку алкоголичку Петро пропустил меня в свою берлогу.
Из-за занавешенных штор в комнату проникал слабый солнечный свет. Но и без него было понятно, что гульба шла уже несколько дней. Повсюду стояли бутылки, кое-где лежала редкая закуска. Что характерно, барабаны, хозяин предусмотрительно сложил на шкаф.
— Привет, я Кэт, — поздоровалась со мной круглолицая деваха, голова которой выглядывала из-под одеяла.
— Привет, — ответил я.
— Какой сегодня день? — поинтересовался Петр, жадно припав губами к носику чайника.
Живительная влага большими глотками устремилась в ненасытную утробу гуляки.
— С утра был вторник, — ответил я.
— Значит мы уже три дня гуливаним, — улыбнулся барабанщик, — а, когда новая дискотека?
— Я хочу танцевать! — взвизгнула с кровати Кэт.
— В субботу в 19.00 там же, — я выложил пятьсот рублей на стол, — только уговор, ты в четверг дай мне знать, что в форме. Договорились?
— О чем речь, завтра беру себя в руки! — обрадовался Петр новым финансовым пополнениям, — Катюха, живем!
7
Со смешенными чувствами я ехал на репетицию, с вероятностью до 90 % барабанщика мы потеряли. Даже если в эту субботу мы нормально выступим, то в дальнейшем связываться с Петром, мне не хотелось. Еще в той жизни я знал, что такое работать с запойными партнерами. В любой момент может организоваться очередной форс-мажор.
Книжку по законодательству в сфере авторских прав мне удалось найти в школьной библиотеке, оказалось, что на 1960 год, в СССР никакие права на исполнение чужих песен были не нужны. Единственное что можно было сделать, чтобы застолбить за собой наши музыкальные произведения — это записать их на пластинку. Когда же должны были произойти изменения в авторском праве, я не помнил. Значит, задача номер один — устроиться работать в ДК, задача номер два — запись пластинки, задача номер три — новый музыкальный материал.
Перед репетицией я забежал к директору школы.
— Владисеменыч, требуется ваше резюме на объявлении, — я протянул Мамонтову листок форматом А4, на котором моим неровным подчерком было написано: «Кто будет мешать проведению репетиций ВИА „Синие гитары“, комсомольский билет положит на стол!».
— А не слишком ли круто это, Крутов? — скаламбурил директор.
— Самое то, — я улыбнулся, — это в переносном смысле положить билет на стол, означает его изъятие. А в прямом, это всего лишь, просто положить билет на стол. Главное припугнуть, чтобы не мешали. Ведь в субботу нужно сыграть лучше, чем в прошлую пятницу. Я прав?
— Лихо, — директор подписал мою бумаженцую, и выпроводил меня прочь, — все, у меня и без тебя хлопот полон рот.
У секретарши я потребовал, чтобы на подпись директора была поставлена наша школьная печать.
— Ну и наглец ты, Крутов, — хмыкнула секретарша, дыхнула на печать и шлепнула ей по моему объявлению.
— Наглость второе счастье, — подмигнул я ей.