Вечер в детском доме вместо ожидаемого отдыха, принес новые хлопоты. Мои веселые друзья, пока мы с Тоней ездили в центр Москвы, перетащили всю нашу технику обратно, в коридор производственного корпуса.
— Вы что, собираетесь репетировать всю ночь? — спросил я у друзей, Толика, Вадьки, Саньки и Наташки, которые что-то уже до меня успели наиграть.
Наташа стояла за синтезатором, вместо готовящейся к экзаменам Ирины. Кстати, полезное дело, отметил я про себя.
— Если потребуется, мы еще и в школу завтра не пойдем! — высказался за всех Толик Маэстро.
— Аха, если партия прикажет, комсомол ответит — есть! — передразнил я друга, — я вам покажу, в школу не пойдем! — и показал свой разбитый в драках кулак.
— Сам-то уже неделю в нее не ходишь, — из-за спин пробубнил Санька.
— Ты почему паршивец вчера был в стельку? — технично перевел я разговор на другую тему.
— Пока пол литра с продавцом ударной установки не выпил, он мне скидку не давал, — пискнул испугавшийся трепки Зёма.
— Уважительная причина, — скрипя сердцем, согласился я, — песню говорите дописать надо? Поехали, куда ж вас девать?
До часу ночи мы играли «I Will Survive», и так и этак переставляли слова, но ничего не выходило.
— Что ж так песни трудно сочиняются! — шлепнул от досады по хэту Зёма, — не судьба, наверное, сегодня.
— Вадька, — быстро попросил я друга, — прикрой Саньке громкоговоритель.
Однако Зёма сам прикрыл рукой рот.
— И назло судьбе, и ветрам вопреки, Все расставанья переждем, все расстоянья так близки, — пропел я новые строчки песни, — что наши…
— Сердца! — подсказала Наташка.
— Точно! Молодец! — разошёлся я, — Что наши чуткие сердца спасут и отведут беду, Живи любовь, живи во сне и наяву!
— Припев можно и старый оставить, — снова влез Санька Земакович.
— Нет, нет, нет, — щелкнул я пару раз пальцами, — И этот миг, и этот час, Касанья губ и блеск влюбленных наших глаз… — я снова подвис, — Или на счастье, иль на беду…
— Живи любовь, живи во сне и наяву! — закончил за меня Зёма.
— Закрыть матюгальник или как? — спросил меня Вадька Бура.
— А мне нравится, — согласился я с таким окончанием песни.
— Пойдемте спать уже, — взмолился Толик, который сначала предлагал репетировать всю ночь, — завтра эту песню, перед школой, прогоним еще раз.
10
Рано утром в четверг, после небольшой репетиции с друзьями, я надел концертные джипсы-клеш и концертную клетчатую рубашку. В этот день я планировал обойти по возможности все дома и дворцы культуры. Через три недели больше никто не позаботится о том, что мне есть, пить и что носить. Шестнадцать лет и прощай родной детский дом. Нужно было срочно искать легальное рабочее место.
— Выглядишь отпад, — поцеловав меня в щеку, сказала Наташка, — это на удачу, — прокомментировала она поцелуй.
— Да ладно! — скривился Санька от наших нежностей, — у нас самая улетная музыкальная программа в стране! Да нас везде с руками оторвут!
— Скорее оторвут тебе руки, когда услышат, как ты стучишь по барабанам, — едко заметил Толик.
Маэстро нашел себе новый объект насмешек, взамен более-менее заигравшему на басу Вадьке, чему последний был несказанно рад.
— Не поубивайте друг друга на репе, — улыбнулся я, — сегодня, скорее всего, играете без меня, Москва город большой, пока в один район съезжу, пока в другой, пока в одном месте буду ждать, пока в другом, увидимся вечером.
Я еще раз махнул друзьям рукой, и пошел в сторону родного измайловского ДК Строителей, куда мы частенько ходили смотреть кино. Утренняя майская прохлада бодрила мозг, а непередаваемые весенние ароматы новенькой зеленой листвы настраивали на самый радужный лад. Я даже перестал обращать внимание на постоянно оглядывавшихся на меня прохожих. Ну не мог я себе позволить прийти к предполагаемому работодателю одетым, как школьник двоечник, у которого просвечивают локти на школьной гимнастерке. Прежде чем войти в ДК, я купил в ларьке за двадцать копеек стакан газированной воды без сиропа, и осушил его залпом. Дом культуры Строителей был выполнен в типичном колониальном стиле, четыре бетонные колонны, окрашенные в белый цвет, венчала скульптурная группа. Я присмотрелся, в полукруглой нише сидели рабочий и колхозница, которые были повернуты спиной друг к другу, а между ними стояла арфа, из-за которой торчали хлебные колосья. В античные времена, в таких нишах помещали фигуры правителей, святых и богов, а в СССР главным образом обезличенных, рабочих и колхозников. У каждого времени свои герои, решил я и вошел в здание.