забот, без ранца и без шапки,
но со стволом дававшим дым,
и радостно держал за лапки
дичь, окровавленную им.
Внимательно меж пней и кочек
(пройдя через простор с овсом),
шел — знающий чего он хочет —
десятилетний мальчик с псом.
Устал он — лишь глаза остались —
но был на егеря похож,
и в ягдташе его болтались
дробинки, яблоко и нож.
Была стрельба его не шуткой:
блистало тускло, как опал,
в лощине озеро — за уткой
гонялся он, и в цель попал.
Свинцом пробил он птичье темя —
с утра удачею ведом…
Но было озеро в то время
кой-где уже покрыто льдом.
И пес, не подчиняясь знаку,
застыл на берегу, как пень:
должно быть испугал собаку
ледок, родившейся в тот день.
Побагровел, как под ударом,
верх яйцевидного лица
Николушки — но он недаром
был сыном своего отца.
По мерзлому поплыл без страху
охотник ростом с боровик.
Крахмалил лед его рубаху…
Но птица с шейкою в крови
(о, не для пищи добыванья!)
уже была меж водных трав:
от страшного соревнованья
со смертью — наконец, устав…
И мальчик сизою рукою
схватил за сизое крыло
комок с живым еще теплом,
с уже предсмертною тоскою.
ПРОБУЖДЕНИЕ
Он стоял в этот полдень над тихой и солнечной Волгой,
прочитав, как всегда, свой букварь от доски до доски,
в картузе и в веснушках, в рубахе посконной и долгой,
и с душою исполненною безотчетной тоски.
Тихо гнулся помост, голышами и грунтом зарытый,
тихо плыли баржи, нагруженные плотным зерном.
Были окна гауптвахты на юг и на запад открыты,
лишь одно со стеклом: зайцы солнца скакали на нем.
По окраинной улице с подслеповатым оконцем
за конями на ярмарку с гиком проехал ямщик.
(В эти душные дни с безответно сияющим солнцем
у извозчиков шея и волосы жирны, как щи…)
Шли телеги чрез площадь к трактиру с вонючей клеенкой.
Чуть кружились на крышах прибрежных домов флюгера.
И расшива, под пение сродное с волжской сторонкой,
и сегодня вдоль берега шла на вожжах, как вчера.
С размочаленной лямкой, с крестом, с ломотою в лопатках,
с голубыми ногами в лохматых и потных лаптях,
с выпирающим глазом — до одури и до упадка —
проходили те лошади-люди, всем телом кряхтя.
От помоста, где млели две лодки на белом причале,
где лениво тянулась и вправо и влево вода,
приближались к ребенку напевы труда и печали —
песнь артели, питающей солнечные города.
По пескам и по щебню тащились певцы ломовые,
оседая под тягой давно опостылевших уз.
От широкой, глубокой и долгой их песни впервые
мальчик понял, с каким напряжением двигался груз.
Он стоял у лабаза, пред дверью сколоченной криво.
Там у тумбы (где раньше виднелась подвода с овсом),
с закатившимся взором уже неземного отлива,
погибала ворона, придавленная колесом.
Вдруг один из певцов подошел к изувеченной птице,
с хрипом дух перевел, перестав поясницу тереть,
и сказал пареньку (что стоял со слезой на реснице),
что хотел бы, как ворон, он в эту же ночь умереть.
Он с мякиной в кишках над обильною Волгой работал,
торгаши кулаком угощали его сгоряча,
изошла его сила усталостью, кровью и потом,
и за это грошу он название дал палача…
…Николай прибежал в этот вечер к отцу и мамаше,
позабыв медяки и картуз на прибрежном песке,
и поняв, что нередко уход в равнодушие страшен,
и что правда находится лишь в разделенном куске.
ВЕРА.
Лирическая повесть
(Париж.Рифма, 1960)
"Пусть один не воин в поле..."
Пусть один не воин в поле,
пусть толпой выходят в бой —
есть один лишь подвиг воли:
сила воли над собой.
ВСТУПЛЕНИЕ
Корабль обречен на крушенье,
и крысы бегут не к добру.
В своем основном прегрешенье
успею ль признаться перу?
Зияют зловещие щели,
пробоины гибнущих шхун.
Крушенья страшусь я — ужели
сродни мне хвостатый грызун?
Увы, я во всем малодушна:
веревки боюсь в вышине,
волной восхищаясь воздушной
боюсь я того что на дне.
Боюсь отражений на стенке,
наседок что клохчут в гнезде…
Боюсь оказаться в застенке
на хлебе одном и воде.
За то что погрязла я в прахе
(как крыса, залезшая в пруд),
за слабость, за все мои страхи
хочу я задать себе труд:
среди поколенья иного
(о годы отцовых отцов!)
среди претворяющих слово
в дела, но едва ли дельцов —
я почву архивную рою
пером, и в загробной стране
ищу неустанно героя,
противоположного мне.
Средь женщин с неженскою долей
нашла я в застене немом
одну — с вдохновенною волей
и с невозмутимым умом.
С героем встречаюсь я робко,
как с северным ветром волна.
Опять черепная коробка
моя рокотанья полна.
Она о пучине рокочет,
как раковина на песке,
что слабым гудением хочет
сказать о большом сквозняке.
ФОНАРИ
Когда фонарщик зажигает
в густом тумане фонари,
девица друга поджидает,
чтоб ворковать с ним до зари.