Отец был властен непомерно,
упорен, вспыльчив и суров,
но все-таки и ей наверно
приятен был отцовский кров.
ЧЕРНОЛЕСЬЕ
Как плющ, к погребице приклеилась плесень.
Соседей запущенный дом не имел.
Вокруг частоколом легло чернолесье.
На севере лес даже летом шумел.
Был дом средь деревьев как холмик кротовый.
Закрыт и на западе был горизонт.
Но в солнце и в дождь был для всех наготове
бесплатный сверкающий лиственный зонт.
С востока, где слышалось речки теченье,
все было заброшенно, пусто, мертво.
Все было засадой. А на развлеченья
отец не давал им почти ничего.
И только широкий и солнечный луг,
вздымаясь до самой черты небосклона,
где синее резко сливалось с зеленым,
указывал им направленье на юг.
КОЛОКОЛ
Имелся колокол при доме,
затерянном в лесной дыре.
Звонил он вечером и кроме
того — на утренней заре:
для тех кто заблудился в чаще,
для странников — друзей ходьбы,
и для охотников, но чаще
для девок, ищущих грибы…
А Верочка была вострушкой,
тузила брата сгоряча,
и с недоеденной ватрушкой
каталась по полу рыча.
Под дождиком, остаток куклы
в траве оставив нагишом,
неповоротливые буквы
печатала карандашом.
Она искала то что скрыто,
игрушки обрекла на слом,
и через пруд вела корыто,
гребя лопатой как веслом.
ВОПРОС
А после школы Вера эта,
в глухую кофточку одета,
связав муаром цепи кос,
искала в чтении ответа
на мучивший ее вопрос.
Все тот же он: как быть, что делать,
как стать полезною другим,
как отыскать венец для дела
и цель стремлениям благим.
КРАСНАЯ ЛОЖА
В Казани снежною зимою,
из красной ложи с бахромою
глядела Вера на балет.
И вскоре, не предвидя драму,
она бесстрашно вышла замуж
в деревне, в восемнадцать лет.
С мировоззреньем ей враждебным
был следователем судебным
ее честолюбивый муж.
Она ж хотела стать полезной,
работать в школе безвозмездно
и жить средь деревенских луж.
Пред тем (скользя по воску зала)
она от дядюшки узнала,
что в светской жизни много лжи,
что у голодных нет ни крошки,
и что равны ее сережки
ценой — пудам с полсотни ржи.
В зеленой шляпке, в юбке долгой,
она нашла тогда за Волгой
неприхотливое село,
где берег был в траве и в кашке,
и где дитя в худой рубашке
десятка два коров пасло.
ТОПНИ-НОЖКОЙ
Не балованная с детства,
чтившая семьи устав,
получившая в наследство
от отца упрямый нрав,
та, что звали топни-ножкой,
ворошила баб тряпье,
кадки с мерзлою картошкой,
мертвое житье-бытье.
ЖЕЛЕЗНЫЕ ГЛАЗА
Все ли вспомнили то время
(время дедов и отцов),
дни, когда студентов племя,
двигаясь со всех концов —
с пением, с любовью, с верой
и с надеждой шло в народ,
по примеру ФИГНЕР ВЕРЫ
твердо шествуя вперед…
В сумерки плывя по Волге,
дуя дымом в небеса,
пароход со свистом долгим
двигал поле и леса.
Фея, жившая работой,
покидала темный брег,
мир с мужицкою икотой,
лужи, зубища телег.
У красавицы лекарки
на браслете бирюза,
запись в книгах без помарки —
и железные глаза.
Каждый житель деревенский
Вере Фигнер слал поклон,
и писатель Глеб Успенский
в эту Веру был влюблен.
СЛЕЗЫ
В сырой избе, что называлась въезжей,
она открыла фельдшерский покой.
К ней рвался люд. Денек еще чуть брезжил,
но здесь уже нарушен был покой.
О ноги стариков — ходули цапли,
о рубища со вшами в каждом шве,
о слезы Веры, льющиеся в капли,
и сердце, бьющееся в голове!
ОТРАЖЕНИЕ
Всю ночь я вижу крест оконных рам,
чудесное в паркете отраженье.
Не потому ль мне снится по утрам
лицо ее с небесным выраженьем?
Откуда у нее берется вдруг
такое неземное выраженье?
Над нею появился полукруг.
Но может быть он тоже отраженье?..
РЖАНОЕ МОРЕ
С мечтой и с твердостью во взоре,
с запасом книг и порошков
вошла она в ржаное море
непроходимых мужиков.
Пусть поле пугалом кивало —
вдали от светской кутерьмы
дворянских девушек немало
тогда боролось с властью тьмы.
Они тащились на возах,
трещавших как кора в арбузе,
с рассветным пламенем в глазах,
с крестом карминовым на блузе.
Смяв доски будок полосатых,
бурливой доблести полна,
в конце годов семидесятых
пошла девятая волна.
Взнесенная волною пенной
и дело предпочтя молве,
в те годы Вера несомненно
была движенья во главе.
В том зданье, где в теченье года
бывали сборища не раз,
имелись бани — для отвода
чрезмерно любопытных глаз.
Найдя жандармов с добрым взором,
одна стараясь за троих,
разносторонним разговором
улещивала Вера их,