ТУМАН
Ты – с которым я даже во сне объясняюсь на Вы –
ты относишься к тем, у которых беспочвенны души.
Ты быть может составлен из тканей подводной травы,
той, что плавала до отделения влаги от суши.
В том пространстве, где зыбью покрыты гнилые ростки,
мне для сердца опорою кажется даже замшенность.
Но, скользя безответно за грани земли и тоски,
ты уходишь сплошною туманностью в опустошенность.
Отстраняя тебя и опять над тобою скорбя,
я – на скудной земле (без дождя не рождающей злака).
Но такая земля откровенно впитает тебя,
если вдруг и тебе над собою захочется плакать.
АЛЕКСАНДР ГИНГЕР.
СЕРДЦЕ. (СТИХИ 1917-1964)
Памяти двух женщин, к которым применимы слова Рамакришны: Мужчина не может осуществить себя, если у него не было замечательной матери и замечательной жены.
ЭЛЕГИЧЕСКОЕ ДВУСТИШИЕ
Будешь ты помнить подругу, которой на память дарил ты;
скоро забудешь о той, чьи засушил ты цветы.
ЛОНО
Просительной не простираю длани.
Покорно полузакрываю вежды.
Ведь гордость нищих — избегать надежды
и сила немощных — не знать желаний.
Я думаю что росам на поляне
приятно увлажнить мои одежды.
Любезен шаг смиренного невежды
тишайшим травам — нежности гуляний.
Благоуханная! коленосклонный
вернулся скуден к матернему лону.
Трепещет сердце, предвкушеньем радо.
Уста горят блаженным вожделеньем.
От ярых мечт — пречистая ограда!
избавлен я земли произволеньем.
ТИШИНА
Всходила скользкая луна,
Вода ползла по гадким стеклам
и надвигалась тишина.
Недвижный сон дышал тобой.
Был тусклым вечер, мрак печальный,
часов суровых ровный бой.
Был смутный час, еще шумящий,
уже чреватый тишиной.
Ныл ветер легкий, зов щемящий.
В тиши беззлобной, безобидной
развеял сны — так ты ясна —
твой шаг невинный и невидный.
СЛАВНЫЙ СТОЛ
В те дни когда я был еще моложе
и совершеннолетья не достиг
познал я радость не на тесном ложе
и не в пыли библиотечных книг.
Не за товарищескими пирами
где алкоголь расстраивает речь
соединял я вечера с утрами
не чувствуя потребности прилечь
но между лиц бесстрастных нарочито.
Уставлен столбиками славный стол
и вмиг надежда гладкой картой бита
иль вдруг бедняк богатство приобрел.
Забавен дьявол винной батареи!
Его походка валко-весела,
отравлен дых, и смех его острее
чем режущая дерево пила.
Но игроку противно охмеленье,
над ним безвластно нищее вино
зане игра не терпит разделенья
и сердце ею закрепощено.
Ее рабы свободны от соблазна
дурных ночей что портят цвет лица
когда глаза блистают несуразно
и перебойно мечутся сердца.
Пусть пышный кон включил большие счеты
невозмутимо сердце игрока
и безразличен голос банкомета
и не дрожит сдающая рука.
О только тот достоин уваженья
и между братий мужественно прав
кто лишнего не сделает движенья
отчаянную ставку проиграв…
Спокойствием наставницы холодной
мой бедный крик приятно заглушен
и жребий мой медлительно-бесплодный
и зависти и жадности лишен.
В делах и днях небрежно-равнодушный
я научился с молодой поры
рок низлагать покорностью послушной
и не жалеть проигранной игры.
КОРАБЛИ
Сколько б нам ни говорили хула
о стране соединенных звезд —
все ж она прекрасна, и оттуда
к нашей славе перекинут мост.
Путь побед над синей глубиною –
для наживы, для земной мечты!
Оголтелой страшной матроснею,
Новый Свет, был открываем ты.
Неудачникам и проходимцам
ничего не надо вспоминать;
им тянуться к даровым гостинцам,
их кибиткам травы уминать.
Вот они уходят к жизни новой
и от нищеты и от суда,
капитанов яростное слово
их грузит на зыбкие суда;
и подонки европейских обществ
хриплым гамом полнят корабли
люди-волки с кличками без отчеств,
пионеры девственной земли.
По нутру им здесь обосноваться,
по плечу им и вставать чуть свет
и рубить и петь и напиваться.
Новым людям будет Новый Свет
колыбелью новом, новым гробом.
Их стадам на западе пастись,
на востоке чудо-небоскребам
из гранитной почвы вознестись.
Сочно всходит семя иммигрантов –
атлетические богачи;
набегают волны эмигрантов,
молот возводительно стучит.
Там восторгнут факела румянец
и туда отчаянный бежит:
бледный швед и бедный итальянец
и гонимый варварами жид.
От ярма помещиков веселых,
от обиды бешеных владык
уплывает стадо переселов
на другую сторону Воды.
СПОКОЙСТВИЕ
Я думал прежде что необходимо
надеяться и много говорить
и радоваться или быть любимым
и злобствовать и жизнь свою творить.
Но вдруг заметил что несносна давка
случайной и посредственной игры.
Я обойден у пышного прилавка,
мой стук не юрок, ногти не остры.
Назначенные выпадают кости,
прядется сладкий, дивно прочный лен
и не испытывающему злости
завидный выигрыш определен.