Уильям Батлер Йейтс
Туманные воды
Действующие лица
Форгэл.
Эйбрик.
Дектора.
Матросы.
Посвящается Леди Грегори
Есть в Куле заповедных семь лесов:Шан-Валла, где зарею зимней уткиСлетаются к прибрежным лознякам;Влажный Киль-Дорта; светлый Киль-на-но,Где белочки резвятся так беспечно,Как будто старость под шатром тенистымНе сможет отыскать их; Парк-на-ли,Орешниковых тропок лабиринт;Веселый Парк-на-карраг, царство пчёл,Мелькающих в зеленом полумраке;И смутный Парк-на-тарав, где поройЯвляются мечтательным глазамТаинственные тени; и последний –Лес Инчи, логовище лис, куницИ барсуков; за ним же – глухомань,Которую старуха Бидди ЭрлиЗвала Недоброй Дебрей, – семь лесов,Семь разных шелестов, семь ароматов.Я среди них бродил, и мне казалось,Что существа мудрее и счастливей,Чем люди, бродят рядом, – и ночамиВ мой сон врывались голоса и лица,И образы Форгэла и ДекторыКо мне явились в окруженье волн,И темных птиц, и сполохов ночных.А большего я рассказать не смею:Ведь те, что мне дарили сны, способныЯзык болтливый в камень превратить,Молчанье – их закон. Я знаю сердцем,Таинственные тени, что лишь выПриносите нам истинное знанье,Что вы из Рая прилетели к нам.Где этот Рай? Зачем таитесь выОт любопытных смертных, словно мыши,Бегущие перед серпом жнеца,Чтоб спрятаться в последней недожатойПолоске ячменя? Иль есть иныеЛеса, ручьи и тихие ветра,Неведомые нам, за гранью мира,Где времени уже не существует?Не вы ли тайно веете над нами,Когда над озером вечерний свет,И запах трав, и тихий посвист птичийНам душу поднимают, как на крыльях?Вам, тени, посвящаю эти строки,Чтоб люди их прочли перед началомПоэмы о Форгэле и Декторе, –Так в старину пред тем, как арфам петь,Всяк должен был плеснуть вина из чашиВысоким и невидимым богам.
Арфа Энгуса
Когда, покинув царство сидов, ЭтайнУмчалась к Энгусу в чертог стеклянный,Где время тонет в ароматах сонных,В друидских лунах, в шорохе ветвей,Отягощенных гроздьями плодов –Опаловых, рубиновых, янтарных,Мерцающих, как сполохи в ночи,Она сплела из собственных волосСемь струн, в которых бред любви смешалсяС безумьем музыки. Когда же ведьмаЗаколдовала Этайн в мотылькаИ вихрь ее унес, печальный ЭнгусИз яблони душистой сделал арфу,Чтоб вечную оплакивать разлуку,И с той поры он помогает в миреЛишь тем, кто любит верно.
Палуба старинного корабля. Справа – мачта с огромным квадратным парусом, загораживающим почти все море и небо с этой стороны. Слева на сцене румпель – длинное весло, проходящее сквозь отверстие в фальшборте. Палуба поднимается несколькими ступенями за румпелем к закругленной высокой корме. В начале действия пьесы на сцене четверо. Эйбрик стоит у румпеля и правит. Форгэл спит на приподнятой части палубы ближе к зрителю. Два матроса стоят возле мачты, на которой висит арфа.
Первый матрос
Куда он нас уводит – с каждым днемВсе дальше в океан?
Второй матрос
Бес его знает.
Первый матрос
Три месяца плывем, ни видя близкоНи паруса, ни берега.
Второй матрос
Я думалСкопить, как умный, кругленькую сумму,Вернуться и заняться чем-нибудьНадежней и почтенней, чем пиратство.
Первый матрос
Я так устал от холостяцкой жизни,Что отдал бы сейчас кошель и душуЛюбой – хоть рыжей Молли одноглазой.
Второй матрос
Когда б сейчас каким-то колдовствомВсе эти волны превратились в девок,Я бросился бы за борт.
Первый матрос
Если онНе повернет назад, то лучше взятьИ самого его швырнуть с планшира.
Второй матрос
Согласен. Я бы сам на то решился,Когда б не страх его волшебной арфы.От музыки ее перед глазамиЯвляются диковинные вещи,В ушах звучат диковинные крики.
Первый матрос
Нашел чего бояться!
Второй матрос
Помнишь ночь,Когда мы потопили ту галеруПри свете новолунья?
Первый матрос
Он полночиИграл на арфе.
Второй матрос
Да; луна светила,И мертвецы качались на волнах.И вдруг увидел я: на каждом мертвомСидит какая-то чудная птица –Как чайка, только серая. ПотомОни все сразу поднялись на воздухИ, покружившись с заунывным криком,На запад улетели. Долго-долгоЕще я слышал в небе шум их крыльев.