Андрей, поморщившись, потер шею: одна таблетка застряла где-то в горле:
- Когда она исчезла?
- Да, вроде, шестого июля. Отработала смену, домой не вернулась. Ни записки никакой не оставила, ни позвонила.
- По подругам и бывшим хахалям искали?
- Обижаешь, орган предварительного следствия! Не тупее паровоза. Искали, ищем.
- Ну, и отлично... В "Камелию" эту завтра поедем. Наверное, с утра пораньше. Надо выяснить, кто с двенадцатого на тринадцатое работал, вызвать всех... Правда, что ли сегодня съезжаешь?
Красовский вяло пожал плечами:
- А чего, всю жизнь теперь что ли у тебя сидеть?
И Андрей вдруг понял, что тот видит сейчас свою квартиру без кружевных салфеточек, и пушистых мягких игрушек, оккупировавших комнату и прихожую...
* * *
Настроение и так было паршивым, а тут ещё сломался новенький и дорогущий моющий пылесос. Пару раз прощально чихнул, совсем как древний советский "Уралец", утробно загудел и замолчал. Тамара с досадой выдернула вилку из розетки, уселась на пол и пнула пылесос ногой. Тяжеленный, как гроб, он все-таки откатился на пару сантиметров в сторону.
- Выпей свои успокоительные таблетки, - Валерка даже не обернулся. Как вытирал пыль со шкафа, так и вытирал. Спокойно, размеренно. Только шея и уши немного покраснели.
- Пылесос сломался, - проговорила она. - Ты не хочешь посмотреть, что с ним?
- Том, ну ты же знаешь, что он на гарантии. Я в него залезу, а потом ни одна мастерская в ремонт не возьмет... Брось, вообще, это черное дело, я потом палас сам щеткой дочищу. Таблетки, говорю, лучше прими.
- Я не могу сейчас принимать таблетки, ты это прекрасно знаешь. У меня экзема страшнейшая, как ты мог заметить... Если, конечно, ещё иногда смотришь на мои руки и в мою сторону.
Он все-таки обернулся. Повесил тряпку на вытертую дверцу и обернулся. Присел на корточки, тяжко вздохнул:
- Том, ну так тоже невозможно, в конце концов! Что с тобой творится, а? Ну, что я тебе сделал? Чем не угодил? Я понимаю, что ты из-за милиции переживаешь, из-за этого убийства... Но это же все пройдет, надо просто переждать. Дачу подремонтируем и продадим сразу же. Или, хочешь, вообще, разломаем? Все равно на ремонт больше денег пойдет, чем в результате получим.
- Я хочу, чтобы ты починил пылесос, - сказала она, чувствуя что вот-вот расплачется. - Все! Больше я от тебя ничего не хочу... Еще я хочу, чтобы меня все оставили в покое. Мне все надоело. Дом этот надоел, пыль надоела, жизнь эта!
Муж оперся одной рукой о пол и покорно потянулся к пылесосу.
- Не трогай! - её испугал собственный визг. - Сам же сказал, ни одна мастерская потом не возьмет. Без тебя разберусь! Не трогай!
Он покачал головой, встал, хрустнув коленями, снова принялся за шкаф. Приподнявшись на цыпочки, полез в антресоли, выложил на табуретку зимнюю шапку, завернутую в газету, мешок с шарфами и перчатками. Тамара вздрогнула. Она вдруг поняла, что он сейчас увидит. Вскочила, крикнула: "Оставь вещи, я сама. Лучше, в самом деле, палас дочисть", но было уже поздно. Валера держал в руках небольшой сверток. Что-то длинное, замотанное в кусок обыкновенного черного сатина. Размотал. Удивленно взглянул на три толстые свечи: две белые и одну красную. Взял двумя пальцами белую, наполовину оплывшую:
- А что это такое?
- Свечи. Не видишь разве? - Тамара постаралась пожать плечами как можно более равнодушно. - Вопросы какие-то странные задаешь.
- Вижу, что свечи. Почему в тряпке-то? И красная откуда?
- С Нового года осталась! С восьмого марта!.. Господи, какая тебе разница?!
- Да, никакой. Просто... Ладно, твои дела...
- Да! Мои! - она не сдержалась и начала-таки расчесывать ладонь ногтями. Подсохшая короста тут же содралась, выступила кровь. - Свечки это мои дела, ты в них не лезь! Как я не лезу в твои.
- Может хватит ходить вокруг да около? Может, объяснишь, в чем дело?!
- Ты прекрасно знаешь, в чем дело. И в ком дело, - проговорила Тамара со значением. Тряхнула темными волосами и вышла из комнаты на кухню.
Там первым делом отдернула тюль с окна, открыла форточку. Зажгла газ на плите, поставила на конфорку кастрюлю с водой. Плакать больше не хотелось. Хотелось тихо выть и биться обеими кулаками и лбом о стену. Так, чтобы стало больно, чтобы почувствовать, что ничего его не кончилось, жизнь продолжается, и все ещё будет... Все ещё будет. На самом деле, будет.
В комнате хлопнула дверца шкафа, на кухню заглянул муж. Уже в слаксах и защитного цвета рубахе. Обе руки в карманах, на загорелом лице темные пятна. Волнуется, злится, краснеет...
- Том, я выйду пройдусь, пива возьму... В магазин надо за чем-нибудь зайти?
- У нас все есть, - она уже с жалостью взглянула на расцарапанную ладонь. - Можешь хлеба полбулки взять. Лучше "Бородинского"... И извини, что я сорвалась. На самом деле, тяжело все это, да ещё экзема. Чувствую себя отвратительно.
- Заказы пока не бери. Отдохни. А то названивают, названивают целыми днями.
- Это ещё по старому объявлению. Новое я не давала...
Муж ещё немного помялся в дверях, потом оттолкнулся рукой от косяка:
- Ладно, пошел я. Скоро буду.
Тамара заставила себя улыбнуться, а когда за ним захлопнулась входная дверь, тяжело метнулась к шкафу, достала с антресоли свечи и, окинув взглядом квартиру, быстро перепрятала их в нижний, рассохшийся и заедающий ящик комода.
* * *
Он узнал его сразу. Мент стоял возле дома и курил, видимо, намереваясь зашвырнуть окурок куда-нибудь на газон и после этого войти в подъезд. Тот самый наглый мент, который шарился в трюмо и перебирал Тамарины флаконы на полочке. Худой, скуластый, с широко посаженными нахальными глазами и идиотской родинкой у правого уха. Фамилия вертелась в голове, но как-то не вспоминалась.
Мент, впрочем, проявил относительную вежливость. Подошел вразвалочку и, уперев руки в бока, спросил:
- Валер, а Валер, помнишь меня? Капитан Красовский. Имел счастье быть у тебя дома пару дней назад.
- Помню, - он отчего-то застеснялся пластмассовой пятилитровой канистры, которую держал в руках, и спрятал её за спину. - Еще что-нибудь насчет дачи узнать хотели?..
Мент молчал и смотрел прямо в глаза с противной ухмылочкой.
- ... Можем подняться в квартиру, поговорить...
- Да нет, Валера, не насчет дачи... Жена твоя дома?
- Дома. Она же официально не работает.
- Значит, в квартиру подниматься не будем, здесь побеседуем... Это, кстати, в твоих же интересах.
Снова помолчал, выдерживая паузу. Валера ждал, нервно похлопывая себя канистрой под коленками.
- ... А в твоих интересах это потому, что говорить мы будем не о даче, а об одной твоей знакомой. Некой Лиле Муратовой. Знаешь такую?
- Ну, - сказал он, вдруг захлебнувшись горячим воздухом и мучительно пытаясь сообразить, как же вести себя дальше.
- "Ну" - это хорошо. Значит, знаешь. И, наверное, не будешь отрицать, что она бывала на папиковой даче?
- Бывала... Ну и что?
- Да, ничего. Просто всяких Лялек-Манек ты, друг, вспомнил, а о Лилечке почему-то забыл... Вроде она твоей невестой была? Чего ж ты о ней-то не подумал?
Он успокоился так же неожиданно, как и испугался. И вдруг ясно понял, что бояться просто глупо. Пожал плечами, поставил канистру на асфальт и отчего-то сразу перестал чувствовать себя идиотом.
- Почему не подумал? Подумал. Только мне кажется, что уж Лилька тут абсолютно ни при чем... Вы вот стали бы в такой ситуации любимую женщину свою закладывать? Мол, её тоже проверьте, алиби там, отпечатки пальцев. Волосы... Какое она-то отношение а этим англичанам может иметь? Да и к даче тоже? Мы уже лет двести не виделись.