– Это так ужасно, – всхлипнув, первым не выдержал глава нашего клана. – Сейчас ни на минуту не могу выкинуть Ребекку из головы. Я знаю её с рождения, видел, как она росла, впервые пошла, обучал пению. Мы все были уверены, что девочка станет талантливой артисткой. И в один миг Ребекка пропала… О, чтобы я ни сделал, чтобы она снова вернулась к нам!
– Если судьбе угодно, девушка найдётся, – сухо сказал визитёр. – Если нет – мы, люди, бессильны перед нею.
– Бессильны перед нею, – словно в затуманенном состоянии повторил дядя Октавиус.
Снова наступила пауза. Я опять попыталась хоть что-то разглядеть сквозь замочную скважину, но как назло, кроме спины Фернана, ничего не было видно.
– Тем не менее мэр готов помочь вам в трудную минуту, – продолжил тот. – Если вы поступите благоразумно и в ближайшем времени покинете город, он готов выплатить вам, назовём это так, моральную компенсацию – пятьсот валлориев. Мы обещаем, что когда появятся какие-либо известия, то сразу сообщим. У вас же есть адрес для корреспонденции в столице?
– Есть, – растерянно ответил дядя.
– Вот и отлично, – подытожил Фернан. – Мне кажется, это оптимальный выход из данной ситуации. Вы продолжаете свою жизнь и работу, дарите искусство людям, в вас остаётся надежда на лучшее. Чем пребывание здесь в бездействии и тоске.
Я увидела, как он поднялся со стула. Похоже, беседа шла к концу.
– Впрочем, не настаиваю. Решение принимать должны только вы. Моя задача – поддержать вас. И я делаю всё, что могу и даже больше. Прошу учесть это.
– Огромное спасибо за участие и заботу, – растрогался дядя и стал пожимать его руки. – Кроме вас нам не на кого тут надеяться.
Фернан кивком головы согласился с ним. Скорее всего, он был доволен ходом разговора.
– Итак, что мне передать мэру? – осведомился чиновник.
– Вы, безусловно, правы, – залепетал дядя Октавиус. – Учитывая, что мы бессильны что-либо сделать, завтра же труппа покинет Туманный город. Сейчас я напишу наш адрес, куда вы сможете посылать весточки.
Сочтя, что пора отодвинуться от двери, чтобы остаться незамеченной, я отошла на расстояние, достаточное, чтобы видеть визитёра при выходе из комнаты. И как раз вовремя, потому как через пять секунд он уже появился в коридоре, туго застёгивая плащ. Дядя быстро догнал его и вручил клочок бумаги, который чиновник не глядя засунул в карман.
– Что ж, договорились. Мой человек сегодня вечером заедет к вам, – сказал он Октавиусу, при этом глядя в упор на меня.
Даже если Фернан догадался, что я подслушивала, то не подал вида. Я тоже пристально смотрела на него, пытаясь прочитать на непроницаемом лице, что творится у него внутри. Хотел ли он на самом деле помочь нам? Или побыстрее избавиться? Или чиновник знал гораздо больше, чем говорил, и хотел спасти нас от новой беды?
Не проронив ни слова, Фернан спустился по лестнице, откланялся с присущей ему вежливостью и уехал. Он исчез так стремительно, что мы не успели опомниться.
Дядя медленно пришёл в гостиную и попросил артистов собраться. Последними пришли измученные родители Ребекки. Октавиус начал печально говорить:
– Друзья мои, в данный момент мы проходим через тяжёлое испытание. Случившееся – большое горе для нашей семьи.
Моё сердце замерло, когда я слушала его слова. Ведь ещё недавно дядя считал совсем по-другому!
– Вы знаете, каждый бы из нас сделал всё возможное, чтобы отыскать Ребекку. Хотя если уж городские служители закона не могут справиться с этим, то мы и подавно. Мне было нелегко принять такое решение, но как глава рода Конрой я вынужден признать – труппа ничем не может помочь. Однако театру надо двигаться дальше.
Тут он прервался, потому что у него запершило в горле. Откашлявшись пару раз, дядя продолжил:
– Нам нужно ехать и работать. Господин Драйзер уже три дня ждёт нас в Лесном городе – вчера я получил письмо от него. Мы не можем злоупотреблять доверием доктора.
В подтверждение слов он вытащил из-за пазухи помятый жёлтый конверт и помахал им в воздухе. Хотя у присутствующих и мысли не было сомневаться в правдивости старейшины.
Арендт Драйзер являлся известным ценителем театра и иногда приглашал наш коллектив с концертами к себе в особняк. Бродячие труппы зависели не только от востребованных гастролей, но и от меценатов, которые регулярно звали выступить у них дома. Также большую роль в нашей жизни играли и посредники в виде агентств, журналистов, издателей театральных бюллетеней.
– Когда о Ребекке появятся какие-либо новости, мэр сообщит нам. Также он обещал помочь с денежными расходами. И труппа снова вернётся сюда, если в этом будет необходимость. А пока попрошу вас начать собираться, завтрашним утром мы отправляемся дальше.
Услышав сказанное, тётя Августа, непонятно как державшая себя всё время, разрыдалась.
– Я никуда отсюда без дочери не уеду! – закричала она и в слезах убежала в свою комнату.
Сразу же следом за ней устремились дядя Густав и Розамунда. Сгорбившись, дядя Октавиус сел на стул. Никто из оставшихся не знал, что сказать. Марк подошёл к нему:
Отец, это было трудное решение, однако, оно правильное.
Другие члены нашей семьи начали перешёптываться, но, похоже, в большинстве они склонялись к такому же исходу. По крайней мере, открыто никто не высказался против. Один за одним артисты стали расходиться по своим номерам, чтобы готовиться к отъезду. В гостиной остались лишь дядя Октавиус, сидевший в оцепенении, и Марк, что-то тихо ему говоривший.
Медленно, словно против воли, я поднялась к себе. И тут до меня дошло – если труппа уезжает завтра утром, а Гарольд вернётся в лучшем случае вечером, то мы с ним больше не увидимся. Эта мысль крутилась в моей голове снова и снова. Я даже и предположить не могла, что наше расставание произойдёт так нелепо – ведь мне хотелось общаться с молодым человеком снова и снова, столько всего рассказать, столько всего спросить…
Сначала я хотела бежать к родителям с просьбой остаться ещё один день в Туманном городе, но потом поняла, что они быстро меня раскусят. Притвориться больной – тоже не выход. Караван не будет задерживаться из-за такой причины. Если, конечно, я не буду при смерти. Правда, такой вариант я себе позволить не могла. Хотя, учитывая мою «везучесть», даже если бы мы задержались, Гарольд всё равно не успел бы приехать по какой-либо причине.
Как загнанный зверь, я ходила по периметру небольшой комнаты. Но других вариантов не оставалось –надо собирать вещи. Их было не так много, и я справилась довольно быстро. Внутри меня горел непонятный огонь, руки тряслись, и я по-прежнему не могла себя успокоить.
Хоть и нелегко будет смириться с потерей Гарольда, прекращение попыток найти Ребекку возмущало меня ещё больше. Умом я понимала, что мы, чужие артисты в этом городе, не сможем сами принять необходимых мер. Только сердце отказывалось сдаваться просто так, оно требовало действий.
Невольно мои руки потянулись к мешочку, где лежали кости. Я подошла к свету, вытащила их и начала перебирать, мысленно приговаривая: «Прошу вас, дайте ответ, что делать, у нас осталось так мало времени». Затаив дыхание, я бросила их. Кубики долго кружились на поверхности подоконника, а затем резко остановились. Слова на них гласили «чёрный» и «женщина».
Догадавшись, о ком идёт речь, я быстро схватила накидку и выбежала из гостиницы. Стоял ясный день, солнце ласково проглядывало сквозь облака. Не замечая ничего вокруг, я твёрдой походкой направилась к тому дому, возле которого оказалась в первую ночь нашего приезда. Сначала я хотела зайти за Кайей, чтобы мы пошли вместе, но с каждым шагом уверенность во мне увеличивалась, почему-то совсем не было страшно. И я решила не беспокоить девочку.
Надо признаться, что у меня всё же подогнулись ноги, когда я подошла к маленькой тёмной постройке и постучала в старую обшарпанную дверь. Никакой реакции не последовало. Я постучала ещё раз. Послышался злой крик:
– Кто бы ты ни был, убирайся!