– Да, да, вот и она так же мне говорила: дескать, сестра ее – супруга герцога Корнуольского, если, конечно, герцог еще жив… доподлинно она не ведала… хе-хе-хе… Ох, ну да, она же просила передать тебе послание, вот поэтому я и пришла сюда через болота и скалы, сбив бедные мои ноги о камни, хе-хе-хе… и что же это она сказала мне, горемычной? Не помню; видать, все слова порастеряла в туманах вокруг Священного острова; а знаешь, священники уверяли меня, будто никакого Священного острова нет и не будет никогда, дескать, Господь затопил его в море, а если я вбила себе в голову, будто нашла там добрый прием, так это все колдовство и козни нечистого… – Старуха, согнувшись, зашлась смехом, Игрейна терпеливо ждала.
– Расскажи мне про Владычицу Авалона, – попросила наконец молодая женщина. – Ты ее видела?
– Ох, да, видела, на тебя она ничуть не похожа, скорей на женщину из народа фэйри смахивает: маленькая, темненькая… – Глаза старухи вспыхнули и прояснились. – Надо ж, а послание-то вспомнилось! Вот как она сказала: передай моей сестре Игрейне, чтобы помнила сны и не теряла надежды; а на это я расхохоталась, хе-хе-хе, дескать, что толку в снах, это вам, знатным дамам, живущим в роскошных дворцах, они хороши, а для тех из нас, кто бродит по дорогам в тумане, сны и вовсе ни к чему… Ах, да, вот еще что: ранней осенью, в пору сбора урожая, она родила здоровенького сынишку сверх надежд и чаяний; и велела передать тебе, что назвала мальчонку Галахадом.
Игрейна облегченно перевела дух. Итак, Вивиана вопреки всему и впрямь родила ребенка – и осталась жива! А разносчица тем временем продолжала:
– А еще она сказала, хе-хе-хе, что мальчонка – королевский сынок, и, дескать, так тому и должно быть, чтобы сын одного короля служил сыну другого… Ты хоть что-нибудь в этом понимаешь, госпожа моя? Сдается мне, все это только сны да лунные тени, хе-хе-хе… – И старуха вновь зашлась дребезжащим смехом и, опустившись на корточки, протянула исхудавшие руки к огню.
Но Игрейна отлично поняла смысл послания. «Сын одного короля будет служить сыну другого». Итак, Вивиана и в самом деле родила сына от Бана, короля Малой Британии, после обряда Великого Брака. А если ее с Мерлином пророчество исполнится и Игрейна родит сына Утеру, королю всей Британии, один станет служить другому. Молодая женщина едва не расхохоталась истерическим смехом, под стать безумной старухе-разносчице: «Невеста еще на брачное ложе не взошла, а мы уже судим да рядим, где сыновей воспитывать!»
Все чувства ее обострились до такого предела, что на краткое мгновение Игрейна увидела двоих детей, рожденного и нерожденного, точно наяву: они льнули к ней, точно тени; не несет ли темноволосый мальчуган, сын Вивианы Галахад, гибель не рожденному еще сыну Утера? Игрейна отчетливо различала их в мерцающих отблесках пламени: смуглый, хрупкий мальчик с глазами Вивианы, златокудрый подросток – точь-в-точь северянин… а затем в огне перед нею ослепительно засияли Священные реликвии друидов, что ныне, с тех пор как римляне вырубили священные рощи, хранятся на Авалоне: блюдо и чаша, меч и копье искрились и мерцали отражением четырех стихий: блюдо земли, чаша воды, меч огня и копье или жезл воздуха… вот пламя дрогнуло, заплясало, и Игрейна сонно подумала: «А ведь каждому достанется своя доля реликвий. Как это удачно».
Игрейна резко заморгала и выпрямилась. Огонь прогорел до углей, старуха разносчица уснула у самого очага, поджав ноги под лохмотья. Зала почти опустела. Прислужница Игрейны дремала на скамейке, плотно закутавшись в плащ и накидку, остальные слуги давно отправились по постелям. Не проспала ли она полночи здесь, у огня, не приснилось ли ей все это? Молодая женщина растолкала сонную прислужницу, и та, ворча, ушла к себе. Оставив старуху разносчицу похрапывать у очага, Игрейна, дрожа, поднялась в спальню, забралась под одеяло к Моргейне и крепко-накрепко прижала к себе дочку, словно пытаясь отгородиться от фантазий и страхов.
Зима окончательно утвердилась в своих правах. Дерева в Тинтагеле почти не было, только что-то вроде горючего камня, но он немилосердно дымил, так что двери и потолки почернели от копоти. Иногда приходилось жечь сухие водоросли, и весь замок провонял дохлой рыбой, точно море в час отлива. И наконец поползли слухи о том, что Утеровы воинства приближаются к Тинтагелю и вот-вот двинутся через болота.
При обычных обстоятельствах армия Утера с легкостью разбила бы дружину Горлойса. «Но что, если они попадут в засаду? Утер не знает здешних мест!» Скалистый, незнакомый ландшафт сам по себе представляет для него достаточную опасность, при том что Утер понимает: воинство Горлойса соберется рядом с Тинтагелем. Засады ближе Утер не предвидит!
Игрейне оставалось только ждать. Уж такова женская судьба: сидеть дома, будь то замок или жалкая хижина; так оно повелось с тех самых пор, как в Британию пришли римляне. До того кельтские племена поступали по совету женщин, а далеко на севере был остров воительниц: тамошние женщины ковали оружие и обучали военных вождей обращению с ним…
Вот уже много ночей напролет Игрейна не смыкала глаз, думая о муже и о возлюбленном. «Если, конечно, можно назвать возлюбленным того, с кем ты ни одним поцелуем не обменялась». Утер поклялся, что придет к ней на зимнее солнцестояние, но удастся ли ему пересечь болота и прорваться сквозь засаду Горлойса?
Ах, будь она обученной колдуньей или жрицей, как Вивиана! В детстве она наслушалась немало историй о том, сколько зла приключается от того, если пытаешься колдовством навязывать свою волю Богам. Но неужели это благо – допустить, чтобы Утер угодил в засаду и все его люди погибли? Игрейна твердила себе, что у Утера наверняка есть соглядатаи и разведчики и в помощи женщины он не нуждается. И все-таки она пребывала в глубоком унынии, думая, что наверняка могла бы принести больше пользы, нежели просто сидеть и ждать, сложа руки.
Незадолго до ночи середины зимы поднялась буря и бушевала целых два дня, да так яростно, что Игрейна знала: к северу, на болотах, не уцелеет ни одно живое существо, кроме тех, что забьются в норы, как кролики. Даже в замке люди жались к огню – а топили отнюдь не во всех комнатах – и, дрожа, прислушивались к вою ветра. Днем в замке царил полумрак из-за снегопада и слякоти, так что Игрейна даже прясть не могла. На жалкий запас свечей с фитилем из сердцевины ситника молодая женщина посягать не смела, ведь до конца зимы было еще очень и очень долго; и по большей части женщины сидели во тьме, а Игрейна усиленно вспоминала древние предания с Авалона, чтобы развлечь и утихомирить Моргейну и не дать Моргаузе раскапризничаться от усталости и скуки.