Девушка упрямо покачала головой. Опоздает? Ничего, её подождут...
Неожиданно пришли правильные слова — те, которые уже несколько дней убегали от неё, волоча за собой дребезжащие консервные банки её тревог.
Отводя взгляд, точно провинившийся ребёнок, Альберт, сам того от себя не ожидая, вдруг всё выложил. Как устал, как не может остановиться, как — не хочет останавливаться.
Мика слушала и смотрела так, словно сейчас не было вокруг ничего важнее того, что он говорит.
— Ты устал. Ты борешься с целым миром, он чужой тебе, он чужой нам. Почему ты не хочешь уехать?
Она едва удержалась, чтобы не добавить: «Я уеду с тобой». Домой. Туда, где есть дом. Там виноградные лозы вьются по балконам и тянутся к бездонному небу, и плоды с древа познания сладки, и чёрт с ним, что это плоды смоковницы. Это на севере — грехопадение, а на юге — всего лишь сладость, радость. Жизнь.
Лаккара с трудом стряхнул с себя наваждение.
— Сейчас минус пятнадцать, ты замерзнёшь.
Да забыл он, что ли? А плюс сорок и по лодыжки горячего песка?
Момент взаимности рассыпался горстью колких снежинок, брошенных в лицо порывом ледяного ветра.
— Ты не понимаешь...
Нет, всё понимает. Людям нужна надежда, что их голоса будут услышаны — и он выбрал для себя, что будет этой надеждой. Боится он? Да, конечно, боится. Не супергерой. Но «страх не должен мешать тебе делать то, что ты должен».
Она его услышала. Он не остановится. Надо было заставить себя улыбнуться, и Мика сделала это, как могла.
— Когда тебя убьют, обещаю, я посажу на твоей могиле розовые пионы, — проговорила она с деланной беспечностью, а сама в кармане пальто скрестила пальцы, отводя беду.
— Боже мой, — Альберт рассмеялся в голос, но немного, как показалось Мике, ошалело. — Какие мещанские цветы!
***
...Это было уже не утро. Это было уже глубоко и далеко за полдень.
— Ларри, скотина, ты где? — возмущался автоответчик голосом Саймона. — Нельзя же так бессовестно опаздывать?
Куда он опоздал? Ах, да, Аманда настояла, чтобы он заскочил к ним на ланч первого января. Нет уж, сегодня Бейтманы обойдутся без него.
Можно, конечно, открыть глаза, но он и с закрытыми глазами знал, где в его постели находится это затисканное, замученное, зацелованное и залюбленное тело. Вот она. Слева. Потягивается — звонок Саймона и её разбудил.
Валеран перекинул руку через её тело, сграбастал и подмял под себя:
— Ты. Меня. Любишь.
— Ага. И ты меня.
— Ты останешься со мной?
— До скольких?
— До конца жизни.
— Домой мне всё-таки придётся уйти. Коту нужно сменить воду.
— Ладно, после ланча пойдём вместе. В этот раз я тебя доведу, обещаю...
Они рассмеялись, одновременно вспомнив лихорадочный подъём по скользкой лестнице к отелю, где они останавливались через каждые несколько ступенек и тянулись друг к другу, и целовались ненасытно, не веря, что вот — они вместе, наконец.
— У тебя есть запасная зубная щётка?
— Нет, но я могу спросить внизу у служащих отеля. Что-нибудь ещё, мэм?
— Круассан и кофе.
— Ты перебьёшь себе аппетит перед ланчем.
— Ерунда, ты просто не знаешь, сколько я ем.
— Ок, в отеле они отвратительные, я куплю в «Серене».
— Подожди, я передумала, лучше чай, а не кофе.
— Джилли, попробуй меньше походить на переменчивую орестовскую погоду, иначе мне придётся поколачивать тебя в воспитательных целях.
Как бы не так! Он в жизни пальцем её не тронул. И да, она более чем уверена, что на пороге старости он стал ещё мягче сердцем? Не желает ли леди Джиллиан пояснить, что она подразумевает под старостью? Ему всего тридцать пять, а вот ей уже точно не двадцать. Да-да, ей давно пора перестать изображать беспечную девчонку и начать вести себя, как и подобает женщине её возраста. И не лягаться. И не пытаться укусить, потому что они оба знают, чем эта игра закончится.
...Но любимую женщину надо иногда и кормить. Ладно, он одевается, всё. За чаем и круассанами, дорогая. И за зубной щёткой.
Уже из прихожей он крикнул Джилли, откинувшейся на подушки с твердым намерением поспать полчасика:
— Я повешу табличку «Не беспокоить», не волнуйся.
Но прежде чем он успел накинуть пальто, раздался стук. Валеран открыл дверь и... понял, что день будет тяжёлым.
На пороге стояла Маргарет.
Счастливая, улыбающаяся Маргарет, которой он, понятное дело, вчера так и не позвонил, и которая села в самолёт сегодня утром, чтобы провести со своим мужчиной первый день нового года. Сделать ему сюрприз. Взглянуть в глаза. Сказать, как она по нему соскучилась. Случайно заметить на полу в коридоре сброшенную наспех шубку. И туфельки. И — перестать улыбаться.
— Маргарет, что ты тут делаешь?
Она невольно прикрыла глаза ладонью. ...Хороший вопрос. Действительно — что? О, конечно, его измены давно не новость для неё. Развитая сеть подруг — невероятно полезная вещь. Она знала, но закрывала глаза. Он же к ней возвращается? Значит, любит, верно? И, кажется, ему тоже был присущ обычный для среднестатистического мужчины страх перед женой или постоянной любовницей, его всё устраивало в их отношениях, он не хотел её терять. Значит, волноваться особо не стоит?
Но в этот раз он не позвонил. Ему было так хорошо с этой его подружкой, что он даже не удосужился набрать её номер на минутку!
Маргарет выпрямилась и отбросила назад волосы:
— Я не вовремя?
Он всё понял.
Меньше всего Валерану хотелось портить сегодняшний день скандалом и выяснениями отношений. Маргарет вряд ли сможет его сейчас спокойно выслушать, а Джиллиан вообще ничего знать не надо. Потому что про Маргарет он ей ничего не рассказывал, и сейчас.... ох, нехорошо это будет выглядеть сейчас.
— Дорогая, — тихо, чтобы его не было слышно в спальне, начал Валеран, — давай спустимся вниз и поговорим?
— Я хочу её видеть.
— Маргарет...
Но она с неожиданной силой оттолкнула его от двери и влетела в номер прежде, чем он успел её остановить.
Ещё несколько быстрых, широких шагов в гостиную, и Маргарет поняла, что нечто чёрное на полу — это платье. Смятое, сорванное... У неё дух перехватило от картинки, которую нарисовало воображение. А дальше уже при всём желании невозможно было не заметить стоящую в проёме девушку в рубашке Валерана, которая прислонилась к косяку и невозмутимо разглядывала Маргарет.
— Ларри, — Маргарет механически подняла платье с пола и теперь переводила растерянный взгляд с Валерана, подошедшего к ней и положившего ей руку на плечо, на Джилли. — Она хотя бы совершеннолетняя?
Без косметики Джилли действительно выглядела невероятно юной — настолько, что при покупке алкоголя в магазинах у неё до сих пор требовали водительские права, чтобы удостовериться, что ей уже исполнился двадцать один. И, если Валерана этот вопрос застал врасплох, то Джилли даже не колебалась. Её подбородок дрогнул, глаза сделались жалобными, и она взмолилась полушёпотом, откровенно провоцируя Маргарет:
— Тётенька, только не звоните в полицию, мне уже есть восемнадцать, честное слово!
«Убью, — подумалось Валерану, — разберусь с Маргарет и убью». Её обычные шуточки, подставы, розыгрыши.... И как всегда — в самый подходящий момент его жизни. Он сжал плечи Маргарет и повернул к себе, вынуждая посмотреть в глаза:
— Маргарет, давай спустимся в вестибюль отеля и поговорим. Или просто выйдем в коридор.
— Нет, — Маргарет затрясла головой, отказываясь воспринимать услышанное. — Я никуда не пойду, ты слышишь? А вот эта твоя шлюшка пусть собирается и выматывает отсюда! И не забудь ей заплатить.
— Прекрати, что ты себе позволяешь?
— Что ты себе позволяешь? Почти шесть лет, Ларри, мы вместе — и ты мне сейчас говоришь, что это я должна уйти? Ради чего? Ради случайной девчонки, которую ты непонятно где подобрал?
— Мы выйдем вместе. Выйдем и поговорим, если ты обещаешь не срываться в истерику. В противном случае мы можем подождать до более подходящего момента...
Джиллиан подняла руки, словно призывая присутствующих к миру и спокойствию: