— Детям, — голос её звучал мягко, но убеждённо. — Я помогаю детям найти своих родных.
Термин «право Шэйвера» показался Валерану знакомым. В Аппайях в первые годы после войны оставалось огромное количество сирот-беспризорников — денег на создание приютов у провинции катастрофически не хватало. Тогдашний министр образования Стив Шэйвер предложил забирать детей в приюты северных провинций. Вскоре оказалось, что с виду вполне благородный жест имел под собой не самую хорошую подоплёку. Детям меняли имена, воспитывали как левантидийцев, таким образом практически лишая тех, у кого ещё могли остаться родные, возможности воссоединиться с семьями.
Через несколько лет финансирование проекта было урезано вдвое. Тогда кто-то ушлый и принял решение перерегистрировать эти приюты в центры по работе с умственно отсталыми. Ходили слухи, что над детьми стали проводить опыты, да и похлеще слухи ходили, но Стюарт не верил досужим вымыслам. В цивилизованном обществе, как-никак, живём, кто такое допустит?
Да и нахрен этого Шэйвера вместе с его правом и сиротами! Своих проблем хватает. Валерану очень не нравилось всё, что он сейчас услышал. То, что Джиллиан участвует в проекте помощи аппийцам — это, конечно, не измена, но тоже мало хорошего. Только вот третий час ночи — не самое подходящее время для обсуждения серьёзных вопросов. Да и нарастающее раздражение в таких делах не лучший помощник. Нужно успокоиться, всё обдумать и найти способ как-то переубедить Джиллиан.
Ладно, к этому разговору он ещё вернётся, а пока...
— Короче, спи давай, волонтёрка, я уже отключаюсь.
Он закрыл глаза, стараясь дышать глубоко и размеренно. Через несколько минут Джилли затихла, потом уютно засопела, уткнувшись ему в плечо. Валеран же уснул не скоро, спал плохо, и на отрывистый звонок подхватился раньше Джиллиан.
Первым делом нащупал телефон — спросонья показалось, что звонят на мобильный. Модная в этом сезоне модель приглушённо отсветила экраном, продемонстрировав полное отсутствие причин для беспокойства. Ну, разве что время оказалось уже отнюдь не утренним, а гораздо ближе к обеденному. Ларри чертыхнулся, услышав повторную, ещё более настойчивую трель. Звонили в дверь. Ну, если это очередные носители божественной истины в последней инстанции так ломятся, мало им не покажется!
Натянув майку и джинсы, Стюарт побрёл разбираться со всеми ищущими и входящими.
За дверью, вопреки худшим предположениям, обнаружилась стройная привлекательная женщина, глаза которой скрывали солнцезащитные очки — похоже, вчерашний буран снова сменился ярким солнцем.
Валеран узнал её сразу же — ничуть не изменилась — и расплылся в улыбке.
— Вот это да... Мика! — воскликнул он.
Женщина приподняла очки, она тоже узнала его мгновенно. Но озадаченное выражение её лица говорило само за себя — она очевидно не понимала, с какой стати он стоит у двери и что вообще тут делает.
— Ларри? — пробормотала она, растерянно крутя пуговицу на пальто. — Ради всех святых, мне это не снится?
В этот момент подкравшаяся Джиллиан просунула голову под руку Валерана:
— Привет, дорогая! Нет, Мика, он тебе не снится. Это именно Ларри стоит сейчас перед тобой, и если ты спросишь, что произошло, я тебе скажу, что произошло уже очень многое. И, кстати, завтрака хватит на троих.
Мика приподняла брови:
— «Привет, дорогая!»? И это всё, что ты мне хочешь сказать после почти двухнедельного отсутствия? Почему ты не отвечала на звонки? Джилли, ты представляешь, что я только не передумала за это время? По-твоему, пары смсок «Я в порядке» достаточно? У тебя совесть есть вообще?
Джилли втянула её в прихожую и умоляюще сложила руки:
— Прости-прости-прости, я в самом деле рыжий поросёнок, и я очень перед тобой виновата, но теперь же ты понимаешь, почему так получилось?
Мика лишь отмахнулась — мол, что с тобой говорить? Она старалась держать себя в руках, но с обидой было не так-то просто справиться. Конечно, наедине она бы высказалась без экивоков, но присутствие Ларри всё меняло.
Чувствуя повисшее в воздухе напряжение, Валеран решил вмешаться.
— Мика, неужели ты меня даже не обнимешь?
Мика наконец-то посмотрела на него, и он успел заметить смятение и боль во взгляде. Однако тут же выражение её глаз сменилось на нейтрально-вежливое, и она шагнула к нему навстречу, раскрывая объятие. Он на мгновение привлёк её к себе, но она держалась так скованно, что Валеран поспешил отстраниться.
— Джилли, почему ты мне не рассказала, что встретила Ларри? — голос Мики звучал напряжённо.
Валеран и сам уже успел этому удивиться. Джиллиан и в юности не имела секретов от более старшей подруги, а уж теперь... И что, выходит, она даже не упомянула про их первую встречу? Более того, скрывалась от Мики — его прятала, что ли? Ларри не понравился этот факт, он внутренне напрягся — впрочем, уже не впервые за прошедшие сутки. Однако выяснять что-либо было не время и не место, поэтому он не нашёл ничего лучше, как попытаться шутливым тоном разрядить некомфортную обстановку.
— Мика, ты собираешься отругать её за то, что она бегала на свидания втайне от своей суровой опекунши?
Но Мика даже не улыбнулась, лишь пожала плечами, прошла в гостиную и опустилась в кресло. Джилли, до этого наблюдавшая за ней с виноватым видом, мигом унеслась за кофе. Ну да, обычная её манера: натворила дел — и свинтила. Ларри усмехнулся про себя: девчонка. Его любимая девчонка. Ладно, разрулим, не впервой.
Мика обвела глазами комнату, избегая смотреть на незастеленную кровать, потом взглянула на Валерана.
— Ты изменился, — негромко проговорила она.
— Спасибо, дорогая. Надеюсь, в лучшую сторону? — Стюарт пытался расшевелить её, вывести на какой-нибудь лёгкий разговор. — Ты вот по-прежнему выглядишь юной и цветущей.
Она ответила на комплимент дежурной улыбкой, потом завела за ухо прядь волос и осторожно спросила:
— А что ты? Ты... давно в городе?
Глава 19
Если предыдущие видео Альберта были адресованы преимущественно аппийцам, и северяне, натыкаясь на них в соцсетях и поисковиках (а неизвестный исполнитель Барросы постарался, чтобы натыкались часто), только брезгливо морщились, то в этот раз его ролик не оставил равнодушным никого. Обе стороны чувствовали себя обманутыми и преданными своими же уполномоченными. Аппийцы не могли понять, как глава администрации Катамарского региона мог дать согласие на сотрудничество с федералами, а северяне задавали себе вопрос, на каком основании их правительство действовало в обход Сената. Законопроект, который регулирует расходы на оборону на весь финансовый год, должен был включить в себя постройку станции, должен был пройти через вторую палату — это же бюджетные деньги, и немалые.
«Это плевок нам в лицо, — Лаккара уже совершенно освоился, и ему казалось, что он смотрит не в глазок камеры, а в глаза миллионов. И так, глаза в глаза, он говорил: — Плевок в каждого гражданина Федерации, который верит в идеи демократии. Наша верхушка коррумпирована. Пока простые аппийцы на улицах Оресты добиваются справедливости, их предают те, кого народ выбрал представителями своих интересов. Но и население остальных провинций в стороне не остаётся. Вы выбрали Роба Эллисона, и вас так же сегодня обманывают. Оставим на минуту тот факт, что военный городок и станция федералов будут построены на костях мирных жителей, федералами же и замученных. Существует процесс, который нельзя нарушить, не нарушив буквы закона. В обход этому процессу действует ваш премьер-министр. Почему бы вам, нам, не задаться вопросом: в чем была необходимость действовать в обход Сената?
Меня часто упрекают в национализме. Я нахожу, что эти упрёки несправедливы. Справедливости я хочу для обоих наших народов, но она невозможна без покаяния.
Да, сложно рассуждать о таких понятиях как «нация» или «народ» в силу их эфемерности. Они напоминают отражение на воде: казалось бы — вот объект, вот так выглядит, так двигается, такие у него размеры и пропорции, а в руку взять нельзя, протечёт сквозь пальцы. Попытка дать нации любую характеристику сталкивается с разумным, вроде бы, аргументом — не все представители народа такие. Не все плохие и не все хорошие, не все умные и не все глупцы, не все преступники и не все праведники. Спорить с таким подходом трудно, почти невозможно, и, кажется, он делает любую дискуссию, в которой оперируют такими понятиями, бессмысленной или, как минимум, непродуктивной. Но надо принять в качестве предварительного условия, что народ способен на преступление, как способен и на подвиг. То есть, несмотря на то, что «не все плохие и не все хорошие», есть понятие коллективной ответственности. Если ответственность может нести государство, то её может и должен нести и народ. Либо они оба не способны отвечать, что делает межгосударственные отношения абсурдными, а точнее сказать — невозможными. Но ведь мы хотим, чтобы они были возможны. На другой основе».