— У меня есть план! — сказала Венди. — Замечательный план!
— Что за план?
Она наклонилась вперед, погладила кончиками пальцев его бороду и могучие мышцы шеи, прижалась голым телом к нему, легонько укусила за ухо и прошептала. — Перестать волноваться, глупый мальчишка!
Какое-то мгновение Ворон задумчиво глядел на нее, потом нахмурился и кивнул, отвечая своим мыслям. В следующее мгновение, держа голую жену одной рукой, он наклонился вперед и другой рукой смел все со стола. Красные и белые телефоны, исторические важные наборы карандашей и ручек, документы, договоры с иностранными государствами, все полетело на пол. Он прижал спину жены к зеленому полотну и, пока она визжала и радостно сражалась, овладел ей.
Позже они, голые, сидели в кресле Президента, Венди у него на коленях, закутанные в его огромный плащ, и смотрели в окно, на летний дождь. — Давай попробуем, сможем ли мы повторить все это в воздухе, — сказала Венди.
И начала медленно подниматься вверх.
— Э… дорогая, а что мы будем делать, если кто-нибудь войдет?
— Не знаю. Плата за вход? Вот, держись! — И они поцеловались.
— Ммм, — сказал Ворон. — Я говорил, что люблю тебя, моя маленькая птичка, а?
— Я тоже тебя люблю. И ты знаешь?
— Ммм? Знаешь что?
— Мне очень нравится, что волшебные сказки снова гуляют по этому миру! Теперь жить станет так интересно! Блеск!
III
Гален Уэйлок спал, а когда проснулся, обнаружил, что одет в белую парчовую рубашку, а на голове — лавровый венок. Рядом сидел дедушка, глядя в недра Чаши.
Между ними стоял рог единорога, его верхушка смотрела в землю.
Были сумерки, и лук Галена уже светился в сгущавшейся тьме.
Слева и справа от них раскинулись руины Эвернесса, промоченные дождем и вбитые в грязь картины и гобелены, остатки мраморных фигур, отломанные лица и руки, разбросанные среди покоробленных разбитых половиц. Тем не менее некоторые комнаты из северного и южного крыла еще стояли.
Между обрушившихся стен горели следы, намного больше следов человека или титана; тот, кто оставил их, прошел через центр главной башни, сломав ее и разбросав вокруг изломанные камни. Дорога разрушения вела к сломанной дамбе. Статуя крылатой лошади, когда-то венчавшая центральную башню, исчезла.
— Что они говорят? — спросил Лемюэль.
Гален вздохнул.
— Боги, которые живут в Кадате,[120] не собираются помогать нам восстанавливать Эвернесс; они говорят, что вообще не желают участвовать в этой войне, ни на стороне Моммура, ни на стороне Ахерона. Но они приняли меня очень вежливо и даже подарили эту одежду. — Он опять вздохнул, сорвал лавровый венок с головы и уставился на него. — У них нет силы, они не могут помочь нам. Дед, сможем ли мы восстановить заклинания без помощи богов, только той магией, которой можем распоряжаться?
— Посмотрим. Ты хорошо помнишь центральную башню?
— Это самая первая вещь, которую я запомнил до последних деталей, дедушка. Земная луна, небесная луна, огненная луна, плачущая луна.
— А все детали орнаментов дверных пролетов. Знаки на чешуе бело-розовых драконов, переплетшихся у фундамента?
— И четверо ворот времен года, двенадцать арок часов дня; триста шестьдесят пять кирпичей, каждый назван в честь святого, которому посвящен этот день в святцах. Конечно я помню все башни. Но что мы будем делать с книгами?
Лемюэль довольно улыбнулся.
— Лет пятнадцать назад мне совершенно нечем было заняться, и мне было ужасно скучно. Ты, наверно, не помнишь, но я пригласил фотографа, и он сфотографировал все. Абсолютно все. Вначале мне хотелось показать, что я не двигал ничего, если Королевский фонд сохранения исторического наследия когда-нибудь спросит меня. Заодно я сделал микрофильмы всех книг. Ну, конечно, потребуется некоторое время привезти их сюда из Англии. — Потом сказал, серьезно и резко. — Мы должны создать башню этой ночью. Без снов люди умрут.
Гален остался лежать на траве.
— Дедушка, есть еще кое-что…
— Да?
— Я позвал сон-лошадку, а она не пришла. — Он проговорил это спокойным, слегка печальным голосом.
— Да. Все изменилось, — сказал Лемюэль. И вспомнил о том времени, когда впервые, маленьким мальчиком, увидел сон-лошадку.
— Я бы хотел…
— Да, Гален?
— Я бы хотел увидеть здесь папу.
— Хорошо. Он придет.
— Он не очень расстроился, когда я неудачно выстрелил в него?
— Очень. Он и я, мы должны будем поговорить об этом, потом.
— Дед? А как это работает? Что с его ногами?