Точно!
Леда распахнула глаза и прищурилась. Да, восприятие ее притупилось, а руки дрожали и пульсировали при одной мысли о тяжести нити, но она все еще могла их видеть. Некоторые из них. Если постарается… ведь так?
Она бросила взгляд через плечо. Жоррара не было видно. Леду окружали только несколько конструктов разной степени разобранности: половина новенькой сколопендры, разрезанной так точно, словно она попала под гильотину; многочисленные механоги с разным, но всегда недостаточным количеством конечностей; даже парочка воздушных скатов. Ни один из последних, впрочем, никогда не полетел бы – такая механика подкреплялась не только нитями; но этот секрет хранила другая часть Цеха. За конструкцией воздушных кораблей следили те самые мастера, что работали при дворе. В городские башни от них исправно приходили запросы на нитевую работу, но полную схему корабельного сердца Леде не суждено было увидеть, даже если бы ее не лишили ножниц. Некоторые секреты охранялись похлеще, чем тайна Гобелена Тысячи Причин.
Леда скинула перчатку с левой руки и аккуратно прижала ладонь к земле, стараясь лишний раз не глядеть на белые росчерки шрамов. Земля отозвалась привычным гулом: глубоко под Городом-Гроздью лежали карьеры Разрезов, откуда вытягивали магические нити и струны. Цех буквально стоял на источнике своего могущества. Леда охнула: гул пробрался в ее кости, чего не делал никогда. Виски закололо, но она упрямо стиснула зубы. Ладонь словно пронзило тысячей игл. В глазах потемнело, и Леда завалилась на бок.
Она пришла в себя в тонких руках Жоррара, который махал перед ее лицом половинкой цилиндра и явно что-то говорил. В ушах звенело, но…
– …всех бы гнать оттуда сверху, выставили на все четыре стороны, конечно… Тебе стоило бы учиться в…
– Мне не стоило быть слишком самонадеянной, – пробормотала Леда и аккуратно села, держась за острый локоть Жоррара. От его цилиндра пахло солью и пряностями, и она, вопреки всему, улыбнулась. – Никогда бы не подумала, что ты так любишь острые блюда.
Жоррар замер – над его длинным носом появилась морщинка – и спросил:
– С чего ты?.. – Морщинка разгладилась, и темные скулы вдруг приобрели бордовый оттенок. – Ах, да. Пряности быстро заканчиваются, приходится постоянно мотаться на Всесветный рынок.
– Если тебе неудобно, ты мог бы просить меня. Не то чтобы я так часто здесь появлялась, но я знаю Миру, и…
– Нет-нет, я не настолько старый! – Жоррар снова обнажил клыки. В сочетании с поползшими по шее бордовыми полосами смотрелось это довольно угрожающе. Но не для Леды.
– Ты вообще не старый. – Она нахмурилась, отряхнула юбки, а потом наконец поняла: – О, дело в Мире!
– Дело вовсе не… – начал было Жоррар, а потом затряс головой – так яростно, что пара цветных прядей намоталась на его длинные уши. – Дело в том, что в вашем Цехе нет ни капли благости! Они что, и ножницы у тебя отняли?
Упоминание ножниц – ее инструмента, единственного, с чем она действительно могла управляться, – заставило Леду вернуться в настоящее. Запретный ритуал, пошедший не так. Пропавший конструкт. И единственная зацепка, нить, которую она даже не сможет найти…
– Они расплавились, – прошептала Леда, не поднимая головы.
Жоррар молча встал и исчез за одной из увешанных старыми шестернями стен.
Леда огляделась. До депо верхних ветвей мастерская Жоррара, конечно, недотягивала, зато была почти уютной – хоть и походила на вспоротое брюхо гигантского чудовища. По углам располагались фонари-светляки, между которыми наверняка тянулась магическая нить, – как ни щурилась, Леда ее разглядеть не могла. Рядом со сколопендрой стояло несколько пыльных пуфиков. А за стеной…
– Вот!
Леда так засмотрелась на переливающиеся в случайных лучах света детали, что не заметила, как Жоррар вернулся. Теперь он нависал над ней, чуть склонив голову в ожидании. В его протянутых руках что-то блестело.
Леда охнула.
– Это… ножницы?
Жоррар скривился и, кажется, покосился в сторону входа – судить точно по его глазам-безднам было сложно.
– Как можно! Это… – Жоррар щелкнул крошечными ножничками, перевернул их лезвиями вниз и аккуратно пришпилил к высокому воротнику Лединой блузы. – Брошь! В память о Цехе, который так много для тебя сделал!