На следующий день, его забрала стража города и отвела в пыточную, где как говорят безутешная графиня, сполна отомстила ему за смерть сына, отрезая от него по кусочкам плоть и скармливая голодным псам. Запытав его до смерти, она кинула остатки того, что еще утром было человекам на псарню, и удалилась спать, притомившись. Спала она крепко.
А вы говорите - славный род. Род этот славен лишь своими палачами..."
Кашлянув, я потрясенно уставился на старика. Чтобы хрупкая женщина, герцогиня, вот так, без сожалений и паники, разрезала на кусочки живого, кричащего человека? Это, просто уму непостижимо!
Я снова закашлялся с удивлением, обнаруживая, что плащ мой влажен от сырости. И когда только успел? Становилось все холоднее, видимо и в самом деле близился рассвет, и подкинув в очаг несколько дровишек, я внимательно взглянул на старика, смачивающего горло, после очередного куска рассказа.
Эта история захватывала меня все больше и больше, и я не понимал, что в ней такого особенно завораживающего? Быть может, это мягкий тембр голоса рассказчика, так не по старчески мягко звучащий словами, вылетающий из его уст, меня очаровали? Или все дело в дрянном эле? А может быть в холоде, не дающем мне задремать..?
"- Но на этом все не закончилось. " - Добавил старик, вытирая рукавом усы и довольно выдыхая.
"- Что же случилось дальше? " - подтолкнул я старика к его мыслям. Странно, но я совсем не чувствовал усталости, общаясь с ним, как будто и не собирался сразу по прибытии устало упасть на кровать и заснуть.
"- А дальше... " - Глаза старика на мгновение заволокла поволока грусти, и он вздохнул, тряхнув головой - "дальше графиня выяснила, к кому ездил ее ненаглядный сын и приказал доставить девушку во дворец... И десятки юношей, готовых еще вчера встать на ее защиту и биться до последней капли крови, подстегнутые сладкими обещаниями графини, сами доставили девушку во дворец..."
"... В пыточную. Все время, за исключением того когда там находились палачи или кто-то из господ, там царил абсолютный мрак, и воняло застоявшейся кровью и гнилой плотью. О, да, пустовать им не приходилось - острые игры были любовно смазаны гусиным жиром, ножи и топорики наточены, тиски радовали упругим механизмом.
Говорят именно здесь графский сынок "любил" свои игрушки, он же и заботился о сохранности этого места.
Теперь же здесь поселилось жуткое, яростное чудовище, имя которому - месть.
Вместе с герцогиней в пыточную вошли юноши и старики, алчно глядящие на девушку, совершенно потерявшие остатки разума и человечности, они стали подобны зверям, которые видят лишь добычу - а не средство к пропитанию и выживанию. Они были так жалки в своей слепой ничтожной любви, что девушка не выдержала и засмеялась, чем вывела графиню из себя окончательно. Подскочив к ней и звонко ударив ее по губам, разбивая их, она схватила ее за волосы, поджигая их факелом. Болезненно и горько закричала бедная девушка, лишаясь одного из своих сокровищ
" - Наглая девка! - орала герцогиня, продолжая избивать ее, безобразя лицо, полосуя его ножом, уверен, что из чисто женской ненависти - сама она с каждым годом все больше увядала, уже не рискуя появляться на улице с открытыми руками или грудью - Своими ведьминскими чарами ты околдовала моего сына! Ты ответишь за это, мне лично, за каждую каплю его крови, отдашь по часу боли и всю свою жизнь! Посмотри-ка туда - она рукой указал на нечто висящее на другом конце пыточной, на крюках - Узнаешь? Поздоровайся, тварь, это твой отец"
Ламина перевела взгляд на то, что указывала герцогиня и вскрикнула. Наполовину обглоданные кости с кусками мяса висели там, Голова, висящая отдельно, рядом, без кожи и мяса, пустыми глазницами на полуоголенном черепе смотрела на девушку, а кости были глумливо скреплены друг с другом железной нитью, доказывая, что это когда то было родным для нее человеком.
Перевела взгляд на мерзко ухмыляющуюся графиню и твердо взглянула ей в глаза, не отводя взгляда, казалось рассматривая саму душу.
" - Твой сын был бешеным псом - просто проговорила она. - Но и родился он от паршивой суки..."
Побелела от ярости герцогиня и схватив нож вырезала глаза бедной девушке, издевательски вставляя их в пустые глазницы бедного Патрика
"- Пусть твой отец посмотрит на то, чем станет его дочь" - произнесла она и вышла, махнув рукой в ее сторону.
Тут же набросились на нее те, кто молча смог наблюдать за ее страданиями. Не обращая внимания, на кровоточащие глазницы, и полуобгоревшую кожу, раздирая на куски влажными от страсти руками и опошляя само слово "любовь", они все в тот вечер обагрили себя ее кровью.