— Мы можем просто поехать? — я протянула ему бинокль.
— Держись, — сказал он, снова заводя машину. — Вероятно, мы увидим еще несколько «шлангов».
Моим щекам вернулся нормальный цвет, когда мы проехали пестрый лес, но волнение не прошло, которое я ощутила, увидев его улыбку. Мы увидели бабуинов, водяных козлов и еще слонов, разрывающих ветки и набивающих ими рот.
— Не похоже, что сегодня мы встретим всю «большую пятерку», — сказал Джек, когда мы приблизились обратно к подъему на вершину кратера. — Не видно носорогов.
— Четверо из пяти — не так уж плохо, — ответила я, глядя вниз, на кратер.
Линии машин пересекали равнину внизу, взбивая пылевые облака. Прайд львов развалился под тенью дерева, а Масаи пасли свой скот в двух шагах от них. Ещё в нескольких шагах новорожденная зебра тыкалась носом в свою мать, еле держась на неустойчивых ногах. Когда туман рассеялся, кратер был виден до самого края леса. Несколько белых облаков задержалась, бросая тёмные тени на дно.
«Неужели Мо останавливалась здесь, чтобы так же рассмотреть этот вид?» — подумала я. Несмотря на то, что она ушла, я чувствовала себя ближе к ней из-за того, что побывала там. Это было, как будто прикоснуться к тени её души.
— Спасибо, — сказала я Джеку. — Я не думаю, что когда-нибудь забуду это.
Синева его глаз окутала меня на мгновение. Все казалось притихшим и обнажённым.
Прошло некоторое время, прежде чем он заговорил, и его голос был мягким, но напряжённым.
— Я тоже.
Потеря кого-то, кого ты любишь, настраивает тебя на хрупкость жизни — моментов, воспоминаний и музыки. Это заставляет тебя хотеть охватить всё глупые, неясные желания, которые затрагивают самые глубокие чувства. Это заставляет тебя хотеть взять в руки неиспользуемые ноты несыгранных симфоний. Возможно, именно поэтому мы с Джеком привязались к этому моменту: глаза зажмурены, дыхание успокоилось, прислушиваясь к чему-то, что мы могли слышать, что-то, что жило в мимолетном пространстве между приветствием и прощанием. Это заставило меня захотеть, чтобы застыла качающаяся рябь пастбища под нами и игра света на лице Джека.
Глава 9
Когда мы начали удаляться от кратера, деревья уступили место высокому, насквозь продуваемому ветрами плато.
— Еще одна остановка, прежде чем мы вернемся, — сказал Джек, поворачивая к въезду в деревню масаев.
Это была кучка хижин с соломенными крышами, окруженных по кругу колючими кустами, чтобы не подпускать диких животных и хищников. Джек достал из багажника дорожную сумку и перекинул её через плечо.
— Ты не путешествуешь налегке, не так ли? — заметила я, когда увидела всё, что было в его машине.
Запасные колеса, мотки толстой веревки, умывальник, кастрюли, сковородки, посуда, переносная плита, запасные галлоны бензина, вода, изолента, противомоскитная сетка, набор для кемпинга, сигнальные ракеты, аптечка, парафиновая лампа, спички, консервы, плоскогубцы, инструменты, гаджеты. И винтовка, которая выглядела как прибор ночного видения дальнего действия.
— Я готовлюсь, когда выезжаю в заповедник.
— Итак, что в сумке? — спросила я, следуя за ним по дороге в деревню.
— Кофе с фермы, — сказал он. — Для отца Бахати. Он также деревенский старейшина. Интересный парень. Мудрый, упрямый, проницательный. Он консервативен в некоторых вещах, но невероятно прогрессивен в других. Восемь жен, двадцать девять детей.
— Серьезно? Итак, Масаи полигамны?
— Да. Они определяют положение человека сначала по его храбрости, а затем количеством жен, детей и коров. У каждой жены обычно есть дом в том же боме или деревне. Деревня Бахати не так традиционна, как некоторые другие бомы Масаев. Это специальная культурная бома, что означает, что здесь останавливается множество туров, чтобы люди могли посещать дома, фотографировать, покупать сувениры. Всё такое.
Появилась группа мужчин Масаев, чтобы поприветствовать нас. Они были задрапированы в сверкающие оттенки красного и синего, их кожа была оттенка коры акации. Они были такими же высокими, как Джек, по крайней мере, шесть футов, но с худым, жилистым телом и глазами, которые выглядели желтыми — вероятно, из-за древесного дыма. Они носили длинные косы, выкрашенные красной глиной, и у них были растянутые мочки ушей, украшенные бисером и орнаментом. Увидев Джека, их походка перестала быть напряженной, а улыбки стали шире.
— Джек Уорден, вход бесплатный, — сказал один из них. — Твоя девушка? Также бесплатно.
— Asante. Большое спасибо, — ответил Джек. — Пойдем, подруга. Давай следовать за moran (Прим. Asante — большое спасибо; moran — воин).
— Моран? — я проигнорировала часть про «подругу».
— Это те, кого они называют своими воинами.
Мы маневрировали среди куч коровьего навоза, поднимая стаи мух, и остановились у округлой хижины. Мораны представили нас достойно выглядящему мужчине с пледом в красную и черную клетку, который был накинут ему на плечи. Сережки в виде серебряных и бирюзовых колец висели у него в ушах. Он сел на низкий трехногий табурет и отмахнулся от мухи, летающей туда-сюда перед его лицом. Мужчины и женщины сидели на корточках вокруг него. Мораны стояли сбоку, опираясь на свои копья, некоторые из них балансировали, как аисты, на одной ноге.
— Джек Уорден, — сказал мужчина, плюнув на свою ладонь и протянув её Джеку.
— Олонана, — Джек пожал руку.
Я старалась не думать о плевке, скрепляющим их рукопожатие.
— Это мой друг, Родел, — Джек подталкивал меня вперед, пока я не встала перед старейшиной. — Родел, это отец Бахати.
О, Боже. Пожалуйста, пусть это будет приветствие без плевка.
Я улыбнулась и поклонилась, держа обе руки прижатыми к бокам. Он кивнул, и я выдохнула. Очевидно, его слюна была не для каждого, а только для тех, кто вызывал наибольшую симпатию. И ему, очевидно, нравился Джек, потому что он выдвинул для него еще один табурет, в то время как от меня отмахнулись.
— Она сядет со мной, — сказал Джек, схватив меня за руку и потянув назад.
Другой стул не появился, и после нескольких мгновений я поняла, что Джек действительно имел в виду, я сяду с ним. Вернее, на него. И я неловко уселась на колени к Джеку, и женщины и дети засмеялись надо мной.
— Кассериан ингера, — Олонана не пользовался знакомыми словами из суахили для приветствия, к которым я привыкла, типа хабари или джамбо.
— Сапати-инера, — ответил Джек.
Я задалась вопросом, приветствовал ли кто-нибудь другого вождя таким же образом — торжественным и искренним, балансируя с извивающейся женщиной на бедре.
Они обменялись несколькими словами. Затем Олонана поднял метелку к человеку, чья согнутая, высохшая фигура была едва различима напротив темного входа в хижину (Прим. обычно данные метелочки сделаны из перьев).
Он был одет в зеленый наряд с длинным подолом, но что выделялось больше всего, так это кожаный мешочек, висящий на его шее. Он был украшен белыми бусами и раковинами каури, отличными от украшений, которые были на всех остальных. У него также было ожерелье из крокодиловых зубов, которое гремело, когда он двигался.
— Это Лонеоки. Олоибони, — сказал Джек тихим голосом. — Наверное, ты могла бы назвать его их духовным лидером. Шаман и знахарь. Олоибони отвечает за предугадывание будущего. Он контролирует их ритуалы и церемонии.
— Значит, он похож на Рафики, — я перестала ерзать и решила получить максимум от своего нелепого сидения на коленке.
Джек моргнул, прежде чем до него дошло.
— Ты говоришь о шамане из фильма «Король лев». Что тебя так связывает со всеми этими упоминаниями о «Короле льве»?
— Что ты имеешь в виду?
— Прошлой ночью ты болтала о Муфасе.
— Что? — «О, Боже». — Что я говорила?
— Что-то о том, что он был королем джунглей.