Качели закачались, когда он сел рядом со мной.
— Хорошо, хорошо, — сказал он, после того как устал слушать скрип качели. — Никто никогда не прикасается к этим книгам, кроме тебя, поэтому практически у каждой есть своё место. Я мог точно сказать, какие книги брали ты и Бахати.
Несколько секунд я смотрела в свою книгу. Затем я потянула за угол одеяла, которое принёс Джек, и натянула его на свои колени. Джек, возможно, улыбнулся, и, может быть, я тоже это сделала, но только самую малость. Книжные ботаники находят подобную вещь сексуальной — человека, который знает свои книжные полки, как свои пять пальцев.
«О, мой дорогой-придорогой мистер Дарси, — подумала я. — У меня такие проблемы. Я знаю, что совершенно пропала, ведь даже ты не можешь привлечь моё внимание. Я задерживаю дыхание каждый раз, когда прохожу мимо его двери. Моя кожа покалывает каждый раз, когда он сидит рядом со мной».
Я закрыла книгу и бросила взгляд на полумесяц. Он висел между скоплениями звезд, его ореол выделялся светлым пятном на фоне чёрного как сажа неба.
— Я боюсь, Джек.
— Чего?
«Никогда не чувствовала ни к кому другому того, что я чувствую к тебе».
— Завтра, — ответила я. — После того, что случилось с Джумой, я не знаю, чего ожидать.
Джек немного помолчал. Затем он полез в карман и достал телефон.
— Я хочу тебе кое-что показать, — он пощёлкал на нём, пока не нашёл видео. — Это последнее танцевальное представление Лили. Я записал его за несколько недель до её смерти. Посмотри на её лицо — это чистая радость.
Лили осветила маленькую сцену. Она прыгнула на правую ногу, затем на левую, размахивая руками. Это были милые и веселые движения. Это представление было на половину хореографическим, наполовину в свободном стиле, и она не могла перестать улыбаться. Закончив, она развернулась к камере и послала своему папе воздушный поцелуй, прежде чем поклониться.
— Она всегда говорила мне сидеть в первом ряду, чтобы она могла найти меня.
— Она потрясающая. — Я не могла заставить себя использовать прошедшее время, не с её энергией и энтузиазмом, которые столь очевидны.
— Ей не всегда было легко. Это она, когда в первый раз вышла на сцену, — Джек показал мне еще одно видео.
Это была другая Лили, младше, а еще неуверенная и чертовски нервничающая. Она была частью группы и отставала от остальных, потому что получала подсказки от них. Её движения были неловкими и смущенными, словно она танцевала в коробке, которая сдерживала её. Она не выполнила их все до конца. Вместо этого она ушла со сцены и проскользнула за занавес, в то время как остальная группа завершила представление.
— Она была в ужасе, потому что выглядела иначе, чем все остальные дети. Быть метисом не просто для ребенка. Казалось, что на занятиях всё было хорошо, но на сцене, со всеми этими смотрящими людьми, она потеряла самообладание. Я не думал, что она захочет вернуться. Но она это сделала. Она смотрела это видео снова и снова. И каждый раз она принимала себя немного больше, видела свою красоту, практиковала движения, приобретала больше уверенности. Она попросила меня записать её следующее выступление. И следующее. Затем она просматривала их. Снова и снова. Пока не смогла вернуться назад и не посмеяться над первой попыткой, — Джек отложил телефон и повернулся ко мне. — Это нормально — бояться, Родел. Я тоже боюсь. Я стоял на той стоянке, парализованный страхом. Я не мог избавиться от этого. И не знаю, смогу ли когда-нибудь — если я когда-нибудь смогу поверить, что мир — безопасное место. Затем я смотрю видео Лили, и ты знаешь, что она говорит мне? Не верь своему страху. Не позволяй ему шептать тебе на ухо. Выключи это дерьмо. Делай то, что тебя пугает. Снова и снова. И однажды твой страх станет настолько маленьким, что ты сможешь посмеяться над ним.
— Большие уроки от маленькой девочки, — ответила я. — Хотела бы я встретиться с ней.
— Тебе бы она понравилась. Я жил ради тех моментов, когда она приезжала в гости. Любил наблюдать за её забегами по равнинам, по траве, которая была почти такой же высокой, как и она. Это мой цветок, моё восходящее солнце. Синие джинсы и радужная футболка. — Он пошевелил ногой, заставляя качели качаться мягко, убаюкивающе. — Ничто не причинит вреда тебе или этим детям, Родел. Я нахожусь в состоянии войны с тех пор, как потерял Лили, только я не знаю, с кем. И это убивает меня. Потому что каждая часть моего существа хочет найти их и уничтожить, но я не могу. Но если кто-нибудь… если кто-нибудь тронет хоть волос на твоей голове или попытается принести вред этим детям, я разорву их. Я больше не хочу играть по правилам. Я не хочу видеть их за решеткой. Я не хочу, чтобы они получали справедливое судебное разбирательство. Я хочу, чтобы они умерли. Я закопаю их на пару метров под землю, Родел, так что помоги мне, Боже.
Он сжал мою руку под одеялом и переплёл свои пальцы с моими. Он и раньше однажды держал меня за руку, но сейчас это было по-другому, собственнически, как будто он предъявлял свои права. Внутри я ощущала смятение. Мы оба знали, что есть линия, которую мы не могли пересечь, но она не остановила руку Джека или того, что я склонила свою голову ему на плечо.
В течение нескольких часов той ночью мы с Джеком сидели на крыльце, в воздухе витал аромат дикого жасмина, и ничего не нарушало тишину, кроме скрипов качелей и жужжания ночных насекомых.
Глава 13
В какой-то момент я заснула на качелях, и Джек отнёс меня в кровать. Я, возможно, проснулась, когда он подхватил меня, но ощущение его объятий было таким восхитительным, что я притворилась спящей. И потом снова и снова прокручивала этот момент в своей голове, пока снова не заснула.
«Это оно, маленькая сестрёнка, — подумала я, когда встала следующим утром. — Мы собираемся забрать последних двух детей в твоём списке и доставить их в Ванзу».
Не последовало никакого ответа, и на какое-то время я подумала, что это какой-то знак от неё, предупреждение не делать этого. Я стряхнула с себя беспокойство и встала с постели. Я всё выдумываю — свои беседы с Мо, а теперь и молчание.
Я сообщила своим родителям о том, что происходило. Они не были слишком счастливы из-за того, что Джек и я будем далеко в течение следующих нескольких дней. Они потеряли одну дочь и хотели, чтобы другая вернулась в целости и сохранности. Часть меня жаждала отправиться домой к ним и к моему маленькому каменному коттеджу у реки, но другая часть — часть, которая изменилась, почувствовала острую боль при мысли об отъезде — это была та часть, которая ожила, когда Джек открыл свою дверь, в противоположном конце коридора, со смятыми волосами, одетый только в боксеры.
«Боже мой, представьте, что просыпаетесь так каждый день».
Он был наполовину в тени, стоя в коридоре, но это превратило его тело в скульптурное произведение на границе света и темноты. Но вся его уверенность и самодовольство быстро исчезли, когда он пробежался взглядом по моему голому плечу, где сползла бретелька топа.
— Спасибо за мм… что ты отнёс меня наверх прошлой ночью, — сказала я, пытаясь пробиться через потрескивание, которое возникало каждый раз, когда мы находились в нескольких футах друг от друга.
Джек ничего не сказал, но он, должно быть, прочел на моем лице все мои мысли, потому что уголок его рта приподнялся, но лишь чуть-чуть, как если бы он был в курсе всего.
«Ну, я не сожалею. Мне совсем не жаль».
— Доброе утро, — Бахати вышел из своей комнаты, посмотрел налево на меня, посмотрел направо на Джека, а затем направился к ванной.
— Эй, я собиралась…
— Кто не успел — тот опоздал, — насмехался он, закрывая дверь передо мной.
— Тсс. Не шумите! — Гома высунула голову из своей комнаты. — Мы со Схоластикой не спали всю ночь.
— Всё в порядке? — спросил Джек.
— У неё лихорадка. Я дала ей кое-что от неё, но сегодня она не может никуда поехать.
Гома придержала дверь открытой, чтобы Джек и я могли войти внутрь. Схоластика спала, откинув одеяла.