Грег на секунду упрямо поджал губы.
– Ты сама сказала. Замки. И скалы.
– Про скалы я ничего не говорила.
Кейтлин секунду смотрела на него, но видя, что в глазах Грега замерло непробиваемое упрямство, протянула руку и примирительно коснулась его щеки кончиками пальцев. Щека у Грега была колючая, видимо, тот не брился с самого утра, а может и со вчерашнего дня. Но в ту секунду эти коротенькие иголки щетины показались Кейтлин самым настоящим, что только могло бы быть. Она зажмурилась, погружаясь в это ощущение с головой – первое настоящее ощущение за всю её жизнь, целиком и ещё на маленький кусочек состоящую из снов. Руку не хотелось убирать, но поверх кисти легла тёплая шершавая ладонь и чуть отвела её в сторону.
– Не надо, – сказал Грег. Без прежней резкости, почти просительно.
– Не буду, – машинально согласилась Кейтлин.
Она не была бунтарём, но и такого желания соглашаться со всем, что только будет ей сказано, до сих пор не замечала за собой никогда.
– Идём домой.
Кейтлин коротко кивнула. По коже мягким мехом прошлось это «домой», но вслух она ничего не сказала.
Они двинулись вниз по течению реки и на какое-то время снова замолкли. И только когда до лофта оставалось совсем немного, Грег поймал её за плечо и, остановив, заставил повернуться к себе лицом.
– Я не хочу, чтобы ты снова ходила в этот паб, – сказал он жёстко.
По спине Кейтлин пробежала волна мурашек, и по телу разлился огонь. Кейтлин закусила губу, заставляя себя успокоиться, и, чуть улыбнувшись, шагнула вперёд.
– Хорошо. Если ты покажешь мне другой.
– Исключено.
Грег отвернулся и, не прощаясь, двинулся прочь.
Глава 4
Вернисаж, мастер-классы и недолгие поездки в Дувр составляли всю её жизнь.
Вернисажей было три – по выходным она выставляла картины на Пикадилли, в понедельник и вторник – на южном побережье Темзы, в четверг и пятницу выезжала в центр, где можно было рисовать портреты туристок за пятьдесят фунтов штука. Оставшийся – седьмой день – занимал Дувр.
Когда-то, когда Кейтлин только приехала в Лондон, ей казалось, что всё, о чём она мечтает – это рисовать. Переносить на холст образы, будь то сны или что-то другое, которые роились в её голове.
Теперь, с наступлением осени, ей всё чаще казалось, что она хотела чего-то другого. Дорога из Вест Энда до Пикадилли, а затем полтора часа обратного пути – сорок минут, если ехать на метро – были огромной, тяжёлой рамой для слишком маленькой картины, которую она едва успевала нарисовать за день. Да и картина эта оставалась плоской, как ни старалась она насытить её красками, и чем дольше Кейтлин думала о причинах, тем больше понимала, что Рейзон, пожалуй, был прав.
Ей не хватало возможности увидеть свои иллюзии глазами, коснуться древних шершавых камней рукой.
Раньше, до того как она приехала в Лондон, они с семьёй ездили в небольшие турне почти каждый год – и замки жили в ней, дышали, просились наружу.
Теперь, в Лондоне, сны начинали тускнеть, повторяться – и с каждым разом становились прозрачней, будто ускользали от неё.
Зато теперь она всё чаще видела новый сон. Кейтлин не знала, можно ли отнести его к числу тех, что она видела прежде – ведь раньше ей тоже снился мужчина. Снились сильные руки, гулявшие по её телу, снились колдовские глаза, горевшие в темноте.
Теперь мужчина обрёл лицо.
Кейтлин видела его так же ясно, как наяву. Грег приходил к ней едва ли не раз в неделю, его руки были грубыми, но никогда не причиняли боли – только заставляли волны жара носиться по телу. Он входил в Кейтлин, и Кейтлин чувствовала его от и до, целиком, хотя никогда не касалась наяву.
Вся она была в этих снах как натянутая струна, физическое, почти нестерпимое наслаждение, перетекало в пронзительную боль обречённости, которую Кейтлин наутро не могла осознать.
Она знала одно – Грег становился её наваждением, таким же, как прежде были замки, видимые ей одной. Грег вытеснял их из снов Кейтлин как завоеватель, чужой на этой земле – и в то же время родной.
Наяву же Кейтлин почти не видела его. Ей приходилось довольствоваться видениями, такими же короткими и эфемерными, как и сны – то мелькала в просвете домов чёрная тень, и Кейтлин казалось, что это Он, то взвизгивал мотор машины вдали – и Кейтлин дорисовывала в воображении чёрный Крайслер, который видела всего только раз.
Всё чаще домой она ходила пешком, потому что так у неё было на сорок минут больше – сорок минут времени, которые она могла представлять, что Грег идёт следом за ней. Ловить всполохи теней в проулках и прислушиваться к таинственным звукам города – предрассветного и ночного. Заставлять себя верить, что это Его шаги.